— Панк — шесть лет. А шестилеткам директора школ всегда кажутся чудовищами. Однако школьный совет никогда не назначил бы на директорский пост человека, который не любит детей или способен их обидеть. Да и репутация у меня неплохая. Словом, я добрый человек, пока меня не выведут из себя. Помните об этом.
В подтверждение своих слов он постучал пальцем по столу и удалился, довольный тем, что сумел сохранить самообладание, грозившее вот-вот отказать ему. Денег за выпитый кофе он не оставил — пусть расплачивается Кэрмоди. Все-таки наказание.
Фанни долго кашляла, отплевывалась, тяжело дышала, прежде чем прочистила глотку и смогла заговорить.
Хеллер с тревогой заметила синяки под глазами матери и бледность щек, проступающую сквозь чрезмерно яркие румяна.
— Ты слишком много куришь, мама, — мягко заметила она.
— Ну, ты опять за старое, — недовольно проговорила Фанни своим хриплым голосом. — Я больна, все дело в этом. Но не обо мне речь, не для того я пришла.
Хеллер понимающе стрельнула глазами в ее сторону, но тут же отвернулась к кассе — обслужить старика, купившего один рулон туалетной бумаги. Он непременно являлся раз в неделю, но никогда не покупал ничего, кроме одного-единственного рулона туалетной бумаги. Кассовый аппарат еще не отщелкал чек, а он уже протягивал Хеллер заранее приготовленную мелочь. Хеллер улыбнулась, пожелала ему всего хорошего, он хмыкнул в ответ и зашаркал прочь. Тут дверь отворилась и вошел парень странного вида. При виде его Хеллер поспешно повернулась спиной к матери, в надежде, что он быстро уйдет, хотя отлично знала, что этому не бывать. Сколько уже раз она отклоняла его приглашения, а он являлся все снова и снова, хотя она скорее пошла бы на свидание с Гитлером, чем с ним. По добродетелям они не уступают друг другу, но у Гитлера по крайней мере не было такого пивного брюха, подобающего разве что женщине в самой последней стадии беременности. А голову он не мыл с Рождества! Но это, естественно, не мешает ему быть любимцем Фанни.
— Привет, Бумер! — воскликнула она.
Он помахал рукой и пошел к ящику с пивом.
— Не заговаривай с ним, мама! — спокойно сказала Хеллер.
Фанни облокотилась о прилавок, дыша винным перегаром. Значит, успела с утра пораньше накачаться своим любимым напитком — джином, хотя всегда с жаром отрицала, что употребляет его.
— Что ты имеешь против Бумера? Твой папа всегда любил этого мальчика.
— Еще бы! Конечно, любил! — возмутилась Хеллер. — Два сапога пара! И Бумер давным-давно не мальчик.
Фанни протянула через прилавок длинную оголенную руку с зазвеневшими на ней браслетами и коснулась плеча Хеллер кончиками пальцев с накрашенными ногтями.
— Может, ты завела кого-то? — спросила она, поднимая нарисованные дуги бровей.
— О чем ты, мама? — нахмурилась Хеллер.
— Ну, хватит строить из себя дурочку, — с хитрецой произнесла Фанни. — До меня уже дошли кое-какие слухи.
— Слухи о чем?
— О тебе и твоем школьном учителе.
Джек! У Хеллер бешено заколотилось сердце, но она и виду не подала.
— Как же, как же! Ты в состоянии представить меня рядом с ученым человеком, чуть ли не профессором?
— Да ведь он, говорят, калека, — не без злорадства изрекла Фанни, опираясь бедром о прилавок.
— Мама!
— Ну ладно, ладно, выразимся поделикатнее. Калека не калека, но с физическим недостатком.
— Ничего подобного! — с жаром воскликнула Хеллер и тут же прикусила себе язык, но поздно: слово, как известно, не воробей, вылетит — не поймаешь.
— Ага! — восторжествовала мать. — Кэрмоди прав. У тебя, значит, и в самом деле шашни с учителем Коди.
Хеллер закрыла глаза и призвала на помощь все свое самообладание.
— Шашней у меня ни с кем нет, а если ты имеешь в виду мистера Тайлера, директора начальной школы, то никакой он не калека. У него просто старая футбольная травма, время от времени дающая о себе знать. Теперь ты знаешь все, и хватит об этом!
Фанни прищурила свои сильно подведенные ярко-синим глаза.
— Он, я слышала, провел у тебя ночь.
— Это ложь! — отрубила Хеллер убийственным тоном.
— Как ты со мной разговариваешь! — ощетинилась Фанни, но тут же смягчила тон: — Я ведь тебе добра желаю, девочка. На то я и мать, чтобы переживать за своего ребенка. Такой человек, как Тайлер, может хотеть от тебя лишь одного, и обе мы хорошо знаем, чего именно. Будь умницей, не то он разобьет твое сердце.
Хеллер в недоумении покачала головой. Тайлеру до ее сердца, скорее всего, дела нет, зато мать не упустила случая потрепать ей нервы. На глаза навернулись слезы, но она твердо решила их не проливать.