— Сколько?!.. — вытаращили глаза охотники.
— А я не знал, что зерно может стоить так дорого… — растеряно захлопал светлыми ресницами лукоморец.
— А оно и не стоит, — мило улыбнулась Хверапонту Сенька. — Правда? Оно стоит раза в три дешевле.
— Сколько?!.. — настала очередь таращить заплывшие жиром очи купчине. — Да я лучше его на землю прямо тут вывалю!..
— Прекрасно, мы соберем, — незамедлительно поддержала его намерения царевна.
— Коням скормлю!..
— Вместе с конями, — тут же внесла поправку она.
— Да это же грабеж среди бела дня!!! — торговец оставил попытки пробить крепостную стену совести царевны самодельными фигурами речи и прибег к более простому методу: обратился к Иванушке как к самому слабому звену в делегации и стал давить на жалость. — Да мне за него надо будет уплатить деревенским в два раза больше, чем вы предлагаете!.. А лошади? А возничие? А дорога? А ведь мне еще этим… — чиркнул он неприязненным взглядом по охранникам и, скрепя сердце, опустил напрашивающийся эпитет, — платить!..
— А вы с них за проезд обратно до дома плату возьмите, вот и отработаете свое, — изобретательно посоветовала Серафима. Купец рассмотрел идею, принял к сведению, но покачал головой:
— Нет. Я лучше к сабрумаям поеду, и чего мой товар стоит, то за него и возьму. И еще больше.
— В два раза? — уступила Серафима.
— Нет, — не уступил купец.
— В полтора? Купец помотал головой.
— А если подумать? Он подумал, как и было предложено, и тяжело вздохнул:
— Ладно… Лица охотников стали расплываться в улыбках.
— …скину сотню…
Улыбки застыли, так и не распустившись. Иван и Серафима переглянулись, пожали плечами и нехотя кивнули: мол, что с тобой делать, уговорил.
— Деньги наличными и сразу, — жадно договорил Хверапонт.
Холод в середине Ивановой груди, исчезнувший было, вспыхнул белым пламенем вновь.
— А… э-э-э… в долг?..
Презрительный взгляд купца пригвоздил его к месту и ненадолго лишил дара речи.
— В обмен на товар? — подхватила выпавшее из рук поверженного супруга знамя международной торговли царевна.
— Какой? — поморщился купчина.
— Н-ну… на мечи… — вспомнила результаты инвентаризации активов государства она.
— Ватные? — пренебрежительно поинтересовался он.
— Н-нет, железные, — недоуменно нахмурилась Серафима. — А на что они ватные-то, кому нужны?
— Как — на что? — ошалело захлопал очами торговец. — А если по голове ими попадет?
— Так железными-то даже лучше, — осторожно просветила она не посвященного, видимо, в тайны вооружений и способы ведения войны Хверапонта.
— Это смотря по чьей голове, — мстительно-многозначительно прокомментировал купец, всё еще не забыв позорное сидение на дереве и не менее позорное его прерывание.
— А вам, позвольте узнать, какие надо? — пришел на помощь супруге Иван, с трудом игнорируя и многозначительность, и крутящийся на языке ответ.
— Я же сказал, ватные. Или надувные…
— Надувные?!..
— Только у вас их не делают, я же знаю, о чем говорю.
— Естественно, не делают! Да и какой дурак у вас в Хорохорье воюет надувными мечами?! — не выдержала Сенька.
— Воюет?!.. — отвисла челюсть у купца. — Так вы мне предлагали на всю сумму взять МЕЧИ?!..
— Н-ну да…
— Игнаш, трогай!
Не говоря больше ни слова, купчина махнул головному возчику и грузно плюхнулся на край ближайшего воза.
— Постойте!.. — Иванушка вцепился обеими руками в бортик телеги, тщетно пытаясь если не остановить, то хотя бы замедлить ее ход. — Погодите!.. Вы не можете уехать просто так!.. Мы заплатим!.. Мы найдем что-нибудь!.. Честное слово!.. Ну, будьте же человеком, Хверапонт!.. Там же люди голодают!.. Восемь тысяч!.. Они же ваши соседи!.. У них правда есть нечего!.. Нам нужен хлеб!.. Как воздух!.. Как… как…
— Да что ты с ним церемонишься! — гневно свистнул, рассекая воздух, меч Серафимы.
— Нет, Сеня, так тоже нельзя! — царевич выпустил воз и ухватился теперь уже за жену. — Мы не можем вот так отбирать у людей их собственное имущество!
— Это вы не можете… а мы — можем… — пыхтела Серафима, стараясь вырваться из крепких объятий супруга без применения холодного оружия и приемов рукопашного боя. — Этот клещ… кровопийца… ему кроме денег на все наплевать… Пусти…
— Не пущу!..
— Гоните, гоните!.. — завопил купец, подпрыгивая на своем возу и дико косясь из-за плеча на семейные разборки лукоморского царского дома. — Быстрее!.. Пошли, пошли, чего встали!..
Защелкали кнуты, зацокали резко и пронзительно языки, и отдохнувшие кони прибавили шагу, унося от лукоморской четы и костеев забрезжившую было надежду на разрешение продовольственной проблемы Постола на ближайшую неделю.
— Пусти, тебе говорят!.. — свирепо рявкнула царевна, и руки Иванушки разжались.
— Нет, Сеня, стой, пожалуйста!.. — успел все же ухватить он ее за рукав прежде, чем она пустилась вдогонку за обозом. — Мы же не бандиты!.. Пусть он своё зерно… своим зерном… со своим зерном… что хочет, делает!.. А мы и без него продукты найдем!.. Не очень-то и надо!..
Серафима ожесточенно зыркнула вслед уходящему каравану, потом на супруга, швырнула меч в ножны и яростно поджала губы:
— Надо, Ваня, надо. Очень надо. И если бы не твои дурацкие понятия о частной собственности и о чем там еще, постольцы бы могли несколько дней думать про что-нибудь другое, нежели жратва!
Иванушка вдохнул, расширил глаза, побелел, но не нашелся, что сказать, и лишь стоял в грязи и отчаянно взмахивал руками, беззвучно доказывая что-то то ли невидимому оппоненту, то ли себе.
Лицо Серафимы же приняло сосредоточенное, хищное выражение охотника, поймавшего след увертливого, но аппетитного зверя. Она подбежала к охотникам, быстрым движением стряхнула с плеч мешок, выудила из него карту и сунула им под нос. После короткого объяснения сути волшебной трансформации холмов в стопку кривых блинов, речек и дорог — в извилистые загогули, а чащоб — в карикатурные образы абстрактных лесных насаждений те радостно закивали головами и стали энергично тыкать пальцами то в одну точку на жестком пергаменте, то в другую, горячо что-то поясняя при этом. Царевна, не проронив ни слова, внимала, кивала и, по лицу ее было видно, составляла какой-то план.
Наконец, дослушав объяснения братьев до конца, она медленно кивнула, шкодно ухмыльнулась и подошла к застывшему в поединке с совестью супругу.
— Вань, — ласково обратилась она к нему. — Видишь ли, я сейчас срочно вынуждена покинуть ваше замечательное общество и вернуться в Постол.
— А?.. Что случилось?.. — рассеяно поинтересовался Иван потусторонним голосом, с усилием оторвавшись от битвы всепобедительного добра и отвратительной необходимости в своей отдельно взятой душе.
— Я… это… вспомнила вдруг… по-моему, я чайник забыла выключить…
— Что?..
— И свет, и утюг, — не терпящим возражения тоном завершила она. — И поэтому мне надо бежать. Бурандук останется с тобой, я сама дорогу найду, я запомнила. Сейчас мы, значит, здесь… Но давай договоримся, что на ночь вы остановитесь вот здесь… за этой горкой… и сделаете привал на ночь вот тут…
Она расстелила на бурой жесткой траве карту и обвела указательным пальцем веселое зеленое пятно, призванное изображать низинку в месте максимального приближения одного из притоков Постолки к дороге, трудолюбиво обогнувшей ту самую горку.
— Я постараюсь догнать вас и быть там утром, хорошо?
— А как же охота? — уставился непонимающе на жену Иванушка.
— Ну, ты-то ведь остаешься, значит, я спокойна. Пусть зверье местное волнуется, мне-то чего переживать? — обворожительно улыбнулась она ему, подмигнула, подхватила мешок и побежала карабкаться в горку, с которой полчаса назад так своевременно и героически съехал вверх тормашками царевич.
— Сеня, постой, что ты задумала?.. — пришел, наконец, к какому-то тревожному выводу и сделал шаг к своей непоседливой супруге он, но той уже и след простыл.