– И овечку на цепь сажал!
– Представляешь, она там, бедная, на цепи: «бе-е-е… бе-е-е…»
– Вот умора!..
– А, по-моему, не смешно, – мрачно надула губки Серафима. – Ведь братья-то, когда вернутся, наподдают ему по первое число, а что в этом смешного?
– М-да… Жалко дурака-то… – всерьез запечалился Захар, словно речь шла о его хорошем знакомом или родственнике. – Ведь как пить дать, наподдают.
– Я бы точно наподдавал, – пробасил Фома.
– Тогда… тогда… – Иванушка задумчиво почесал в макушке кончиком пера, и русая прядь окрасилась в радикально синий цвет. – Тогда надо сделать так, чтобы он оказался молодцом! Всё исправил, например…
– Или совершил что-нибудь похвальное…
– Ага, совершит он!..
– Уже насовершал!..
– Ну, тогда чтобы так получилось, что это похвальное произошло само по себе.
– Это как?..
– Ну, чтобы то, что он натворил, обернулось к пользе, – пояснил царевич.
Друзья приумолкли и неуверенно запереглядывались: такой тарарам к пользе обратить – уметь надо…
– А что, если в дом ночью пришли воры? – пришло вдруг в голову Находке.
– Молодец! – обрадовался Иванушка, и отдохнувшее перо снова забегало по пергаменту.
«…Так проработал он до вечера, умаялся, посмотрел кругом – сесть не на что, в доме грязно, в чугунке не похлебка, а помои, всё нехорошо, все недовольны. Кроме свиньи. Запечалился дурак и ушел спать на сеновал, а дверь открытой оставил. А ночью гроза началась, звери и птицы испугались и в дом побежали. Свинья в подпол забралась, собака – на сундук, куры на печку, гуси над притолокой на полке примостились, овечка с цепи сорвалась и спряталась под лавку.
А когда совсем стемнело, на двор прокрались воры. Глядят – дверь открыта, кругом ни души, обрадовались. Думают, хозяев нет, и в дом вошли…»
– И первым делом – в печку полезли, похлебку пробовать! – выкрикнул с дальнего конца стола Егор.
– Да зачем им в печку лезть, они же воры?
– Так они же глядят – хозяев дома нет, значит, отдохнуть можно, перекусить… Целый день воровать, поди, тоже умаешься!
– Да и похлебку из очисток задействуем, – поддержала его Серафима.
«…и первым делом полезли в печь. Видят – чугунок. Попробовали – чуть не подавились!..»
– Как они видят, у нас же ночь на дворе? – не понял Игнат, и перо зависло в воздухе.
– Щупом они чугунок нашли, щупом, – нашел простое объяснение феномену Спиридон.
Иванушка подумал, кивнул, зачеркнул что-то, и накарябал сверху: «нашли на ощупь».
– Вот теперь дело, – согласились все.
После этого сказка быстро стала приближаться к своему логическому завершению.
Поклеванные, покусанные, облаенные и обхрюканные воры сбежали, поклявшись перестать воровать совсем. Споткнувшись о цепь овечки, они выронили уже где-то раньше наворованные деньги. А в доме, оказалось, хранилась шкатулка со сбережениями на корову. Братья на утро вернулись, обнаружили, что финансы целы и еще даже прибыло, обрадовались, и не стали дурака ругать. А на следующий день поехали на ярмарку и купили и корову с теленком, и лошадь со сбруей, и еще на телегу осталось.
– «…вот и сказке конец, а кто слушал – молодец», – теперь уже неспешно вывел красивым почерком внизу листа Иванушка и с гордой улыбкой окинул взглядом коллектив соавторов. – И кто сочинял – тоже молодец!
– Полдела сделано, – удовлетворенно откинулась на спинку кресла царевна и откинула волосы со лба. – Осталось за малым: сделать декорации и кукол, найти артистов и отрепетировать.
– А чего артистов искать? – весело качнул лобастой головой Захар, – Мы сами – артисты!
– И репетовать будем сами! – поддержали его все.
– И декорации сами сошьем и сколотим, – с энтузиазмом закивала Находка. – Я шить могу! Только размеры надо, и материю…
– А сколотить – к нам обращайся, – выпятил грудь Панкрат.
– А я знаю, кто может кукол сделать, – удивил всех Иванушка. – Дед Голуб как-то упоминал, что в учении у последнего кукольных дел мастера два года провел! Я утром с ним поговорю!
– Вот и завертелась наша карусель, – довольно выдохнула Сенька и рывком поднялась на ноги. – А теперь можно и на боковую. Завтра нас ждут – не дождутся великие дела.
– Дождутся! – радостно заулыбались все и повалили к выходу.
Иванушка широко и со вкусом зевнул, зажмурился, дунул на свечку, и та, распространяя в моментально нахлынувшей темноте приятный аромат горелого фитиля и горячего воска, погасла.
– Во сколько завтра встаем? – спросил он у жены.
– Во сколько добрые люди разбудят, – сонно пробурчала Серафима. – Это во-первых. А, во-вторых, почему завтра? Сейчас, наверное, уже не меньше двух. То есть, уже сегодня. Давно и бесповоротно.
Вздохнув, Иван признал правоту супруги по всем пунктам, включая и то, что люди добрые со своими делами, как правило, даже до семи часов ждать не желают, а поэтому им осталось на сон и прочий отдых, в лучшем случае, часов пять, и стал нащупывать во тьме спиной подушку.
– Спокойной ночи…
– С-спокойной… н-ночи…
– Тс-с-с!!!.
– Что?..
– Тихо, не возись, говорю… Мне кажется, или…
Благодушная мирная темнота за дворцовой оградой в один миг вдруг взорвалась истеричным ревом трубы и заполошным барабанным грохотом, которые было, наверное, слышно не только в Постоле, но и на заимке Сойкана. И весь этот шум едва умудрялся заглушать звон стали о сталь.
– Враги!.. – Иван скатился с только что найденной подушки, прихватив с собой на пол простыню и одеяло, и походя завалив на лопатки прикроватную тумбочку вместе со всем ее содержимым и грузом.
– Чтоб им повылазило!.. Не могли напасть утром!.. – последовала за ним, но, главным образом, за одеялом, супруга.
– Где…
– …мои…
– …штаны…
– …свечка…
– …носки…
– …меч…
– …сапоги…
– …куртка…
Стук-стук-стук.
– Ваши высочества?.. Вы уже спите?..
– Он издевается? – прекратив на секунду поиски меча-свечки-штанов-сапог-курток и обращаясь голосом великомученика в гремящее раскатами музыки боя пространство, полюбопытствовала царевна.
– Это я, Карасич! Из караула на воротах! – нервно пристукивая в дверь при каждом ударном слоге, продолжал, оставаясь в неведении относительно происходящего в царских покоях, стражник.
– Что случилось, Карасич? – оставив попытки найти впотьмах хоть что-нибудь, из того, что было действительно необходимо сию секунду, Иванушка предпринял новую авантюру – поиск двери.
Через несколько минут искомое открылось без участия Ивана, и большой факел осветил встревоженное лицо едва не подпрыгивающего от волнения караульного.
– Ваши высочества! – чуть не плача заголосил он в смятении, узрев перед собой насупленный лик полуодетого лукоморца. – Ваше высочество!.. Там такое… такое…
– От-ставить «такое»! – Серафима вынырнула из-за плеча полностью готовая ко всем ночным сражениям, какие только на свою вражью голову собирался предложить им предполагаемый противник. – Дол-ложить по существу! Кому там жить надоело?
Напугал вид воинственной Ивановой супруги Карасича или успокоил, но стражника словно подменили: он резко кивнул головой, щелкнул каблуками и, как-то ухитряясь перекрывать ни на минуту не прекращающийся уличный тарарам, четко отрапортовал:
– В темноте их там толком не видать, но по предварительным оценкам в отряде человек тридцать-сорок! Кроме того, с ними четыре барабанщика и три трубача!
– Кто бы мог подумать… – не удержалась от комментария царевна.
– Чего им здесь надо? – воспользовавшись светом факела в дверном проеме, Иванушка экстренно отыскал и напялил большую часть предметов своего туалета и поспешил присоединиться к жене.
– И кто командир?
Стражник смешался, побледнел, мучительно сглотнул, словно у него была летальная форма ангины в последней стадии, потом медленно посерел под цвет обоев в коридоре и, наконец, сипло выдавил: