Он все-таки сделал еще одну, последнюю попытку.
— Леля, солнышко, ты спи, это просто сон… надо идти спать… баиньки… пойдем, я тебя отве…
Ее губы прильнули к его губам, слова умерли, не родившись, рассудок угас. Она зашла слишком далеко, и теперь на свободу вырвался зверь с горячей кровью и стальными мышцами. Кирилл ответил на поцелуй со всей яростью страсти, клокотавшей в его измученном этой паразиткой теле, и лишь краешком сознания отметил, что О. А. Ланская, именуемая в дальнейшем Заказчица, пожалуй, уже не спит. В ее глазах было безумие, но безумие страсти, не сна, она что-то шептала, и это принесло Кириллу слабенькое, но облегчение. Итак, она знала, что делает!
Все чувства обострились до пределов возможного. Запахи стали отчетливы и осязаемы. Звуки резали слух. И все же Кирилл пока сдерживался. Он не станет пошлым соблазнителем, нет! Малахольная и закомплексованная бизнес-леди, вусмерть затраханная исключительно собственными фобиями, сама пришла к нему, сама оседлала его, застав врасплох, и он просто позволит ей самой сделать то, к чему она стремится…
Девушка опрокинула его на кушетку, и что-то болезненно впилось Кириллу в бок, но он сдержался, всецело поглощенный попытками контролировать процесс в верхних эшелонах. Поцелуи превратились в нечто иное, дикое и страстное, более походившее на настоящее совокупление двух тел, чем на прелюдию любви.
Потом он выскользнул из ее жадных объятий и стал несколько неуверенно целовать ее тело. Ольга тихо вскрикивала и стонала, выгибалась в опытных руках, так сказать, профессионала, сама подставляя себя его ласкам, словно растекалась по его телу горячей волной желания и страсти.
Кирилл же последним могучим усилием воли мысленно превратился в ледяную статую, хотя никакая статуя не может испытывать того же, что испытывал он при виде обнаженной Ольги Ланской.
Совершенство ее тела не могло бы потрясти ни одного эстета, однако возбужденному до предела Кириллу она казалась сейчас едва ли не богиней. Упругие, идеальной формы груди, увенчанные нежно-розовыми бутонами сосков. Тонкая талия. Нежный живот. Стройные бедра, подчеркнутые двумя черными веревочками и прозрачной тряпочкой, сочетание которых в наше время почему-то называется трусиками. Длинные стройные ноги.
Она молча откинула покрывало и легла рядом с ним. Кирилл впечатался спиной в стенку, затаил дыхание.
Пытка на этом не закончилась. Внезапно ночная гостья плавно села, повернулась к нему, глядя невидящими глазами во тьму, и начала медленно ласкать его тело.
Тонкие пальцы скользили по широкой груди несчастного мачо, играли завитками жестких волос, спускались все ниже и ниже и достигли, наконец, той черты, за которой пытка превратилась в полное блаженство.
Его плоть пылала, комната плыла перед глазами, и несчастный счастливец еле сдерживал блаженные стоны, а руки этой паршивки двигались все ритмичнее, уверенно ведя его на вершину блаженства. Внутри взорвался огненный фонтан. Ничего не осталось на свете, только нежнейшая кожа, горящая под его губами. Только томительное и нежное имя, как леденец во рту: Леля.
Дыхания у него не осталось. Сердцебиение так участилось, что он его и не чувствовал. Все плыло перед глазами, и только пальцы женщины, теплые, невыразимо нежные, заскользили по его шее, хотя еще миг назад она занималась совершенно другим процессом.
А потом ее губы прижались к его губам; осторожным, ласкающим движением прошлись по влажной от пота щеке и вдруг обожгли яростным, требовательным напором, разбудили в нем то, с чем он так яростно сражался последние семь часов, и не стало больше границ и условностей, не стало смущения и тревоги, а пришло лишь блаженство и облегчение, и огонь в крови больше не жег, а согревал, наполнял тело золотистым легким паром, уносил по горячей реке желания в раскаленное море страсти.
Мужчине с сапфировыми глазами больше не было нужды притворяться властным и насмешливым, потому что женщине в данный момент на это было абсолютно наплевать…
… Жадный рот демона уже достиг ее груди, и Ольга — сдержанная Ольга, всегда контролировавшая свои эмоции — во сне выгнулась с диким и блаженным стоном, раскрылась навстречу бешеной страсти мужчины, как никогда в жизни еще не раскрывалась.
Она не открывала глаз, она стонала все громче, и ее стоны, казалось, только подстегивали страсть ее призрачного любовника. Она вдыхала терпкий, свежий аромат его темных волос, наслаждалась неудержимой силой этих могучих рук, горделиво и нежно ласкала широкие плечи, принадлежавшие отныне — она знала это точно — только ей одной, пила его дыхание и умирала от счастья.