Усилия многих людей требовала в те годы укладка железнодорожного полотна.
Приехав строить Турксиб, Илья Коробов попал как раз на укладочные работы. Попал он в бригаду, которая занималась «наживкой», то есть временным наживлением креплений пути к шпалам. Раздражала Коробова эта работа. Точнее, раздражала не сама работа, а то, что он занимался работой как бы временной, а поэтому вроде бы и второсортной, не оставляющей после себя никакого видимого следа. Нет бы, скажем, забивать костыли. Нет бы, скажем, ровнять пути. А то ведь ты только прикидываешь, наживляешь. А главную работу делает кто-то другой.
— Не повезло, — говорил Коробов. — Не повезло. Не работа — мираж.
Смутил он других непривычным словом. Было в бригаде их четверо: Матвей Коржов, Ягмур Назимов, Ивась Ракита и четвёртым он — Илья Коробов.
— Мираж! — говорит Коробов.
— Что мираж? — спрашивает Коржов.
— Как мираж? — спрашивает Назимов.
— Почему мираж? — спрашивает Ивась Ракита.
— Да потому, что от нашей с вами работы следа не остаётся, — отвечает Коробов.
Хоть и роптал Илья Коробов, однако работал он хорошо. И другие в бригаде работали хорошо. И Матвей Коржов — был он ловким, на редкость цепким. И Ягмур Назимов и Ивась Ракита — были они сильными и проворными.
Стали подводить как-то итоги работы по укладочному городку. Все трудились хорошо. Однако оказалось, что «наживка», то есть бригада, в которой работал Коробов, лучше всех. Стали члены бригады ударниками. Премировали их за отличный труд.
Получили Илья Коробов и его товарищи подарки-премии. Матвей Коржов — новые ботинки. Ивась Ракита — цветную рубаху, Ягмур Назимов — хромовые сапоги, Илья Коробов — халат бухарский.
Стоят они, держат в руках подарки. Поздравляют их товарищи по работе. Вместе со всеми радуются.
— Ну как — мираж? — спрашивают друзья у Коробова, показывая на его халат.
— Нет, не мираж, — смеясь, отвечает Коробов.
Злое место
Преодолели строители горы. По ровному месту легла дорога. Кончились горы, пошли пески.
Думали люди: прорвёмся сквозь горы — там на равнине сама собой побежит дорога.
Не все представляли, что такое в этих местах пески.
Пески. Ходить трудно. Работать трудно. Лошади еле тащили телеги, груженные шпалами. Машины зарывались в песок по оси. Голо, пустынно, мертво кругом. «Злое место» назвали этот район строители.
Самое неприятное начиналось тогда, когда подымался ветер. Срывался он неожиданно. Дул с небывалой силой. Вдруг становилось кругом темно. Это поднимались песчаные бури. Ветер валил с ног. Песок набивался за шиворот, в рот, в нос, в уши. Гудело кругом, свистело. Песчинки неслись, как пули. Порывы ветра ударяли, как ядра.
Памятны строителям эти бури. Особенно тем, кто работал на возведении железнодорожных насыпей.
На участке дороги, проходившем недалеко от реки Аксу, вот какая однажды произошла история. Завершили строители здесь работы. Подготовили в нужные сроки насыпь. Уложили укладчики полотно. Довольны строители. Докладывают:
— Работы на участке завершены.
Приехала комиссия проверять качество работы. Идут они вместе. Вот она насыпь. Торжествует, идёт бригадир Самохин. Доволен, что в срок управились:
— В сроки управились. Не насыпь — игрушка! Продержится сотни лет.
Подходят к насыпи, что такое?! Осела дорога. Перекосились рельсы. Шпалы торчат, как рёбра. Выдул ветер песок из-под шпал. Была и пропала насыпь.
Забегал бригадир Самохин.
— Ах, батюшки! Ах, батюшки! — взмахивает руками. — Как же оно?! Как же теперь оно?
Пришлось снова строителям взять лопаты, носилки в руки. Работали по-ударному. Восстановили разрушенный участок быстро. Доложили начальству:
— Всё в порядке. Восстановили.
А ночью снова вскипел буран. Мотался три дня по стройке. Стих ветер. Пришли на участок смотреть строители. Смотрят — снова пропала насыпь. Перекосились рельсы. Снова шпалы торчат, как рёбра.
Снова Самохин всплеснул руками, схватился за голову:
— Как же это?! Как же это?! — Повернулся к востоку, туда, откуда срывался обычно ветер, погрозил кулаком. Чуть не заплакал тогда Самохин.