— Ну и дурной! Куды бежишь? Это тебе не земля…
Истребитель снова рвануло. Леша шатнулся и больно треснулся губами о станину мотора. Инстинктивно он схватился за рот и вдруг процвел блаженной улыбкой. Гордюшенко недоуменно смотрел на сияющего Лешу. Ему подумалось, что парень спятил от страха. Но Леша схватил Гордюшенко за руку, и, оскаливая челюсти, закричал:
— Вот он!.. Рви!..
Гордюшенко попятился. Он еще не понимал. Тогда Леша ткнул пальцем в свой знаменитый зуб, и глаза Гордюшенко вдруг сыпнули искры.
— Анафема! — закричал он и схватил Лешу за горло. У Леши сразу помутнело в глазах. Он видел еще, как Гордюшенко другой рукой шарил по станине мотора, хватая большие плоскогубцы, измазанные мазутом. Леше показалось, что Гордюшенко сейчас разобьет ему череп плоскогубцами. Уже теряя сознание, в дыму и удушье, Леша слышал еще яростный вопль Гордюшенко:
— Рот раззявляй!
Он бессознательно зевнул, распяливая челюсти, как зевает вытащенная на берег рыба. Что-то кракнуло, и Леша упал в красный туман, в пустоту.
Очнулся он от отчаянной острой боли во рту, которая пронизывала челюсть и сверлила в мозгу. Он лежал на палубе. Над его головой слышались торопливые удары металла о металл. Ничего не соображая, Леша приподнялся. Гордюшенко, ворча, расколачивал что-то молотком на станине мотора, потом отбросил молоток и ринулся к коробке зажигания.
Леша пощупал голову. Голова была цела. Он провел по лицу, чтобы стереть холодный пот. Отняв руку, увидел на ней кровь. Сунув палец в рот, он наткнулся на острый, как булавка, обломок зуба.
Гордюшенко распрямился. С его щек падали крупные капли пота. Он включил стартер, и мотор, точно обрадовавшись, взвыл с утроенной силой.
— Есть мотор! — крикнул Гордюшенко в трубку всей грудью и повернулся к Леше, счастливый и светлый. Он вытащил из заднего кармана брюк маленькую алюминиевую фляжку и протянул Леше.
Слабо улыбаясь, прислонясь к переборке, Леша полоскал рот спиртом. Боль немела. Темная тень заслонила люк, и по трапу скатился Сердюк. Голова его была перекручена полотенцем, и сквозь полотно проступало коричневое пятно.
— Вовремя справился, — сказал он Гордюшенко, — уходим, как черти. Миноносец при пиковом интересе. Только раз и зацепил. Мне вот кожу ободрало да Максимку при пулемете повредило… А тебя, никак, тоже задело? — спросил Сердюк, заметив кровь на подбородке Леши.
— Это я его малость суродовал, — конфузливо вымолвил Гордюшенко. — Зуб у него понадобился.
— Зуб? — Сердюк вскинул брови.
— Ну да… для справности мотора. У меня замыкатель в зажигании обломился, а у него зуб, понимаешь, из платины… И как он догадался? Иначе сели бы на дно. Да ты выдь, Лешка, посиди на ветру, продуйся. А то зеленый, как трава.
Опираясь на Сердюка, Леша выкарабкался наверх. Истребитель несся к базе, распарывая воду. Кругом сверкало море. Миноносца не было. Только над горизонтом курилась еще легкая струйка его дыма. От воздуха, от ветра Лешу замутило. Он сел на палубу, прижимаясь спиной к кожуху.
Рядом прозвучали шаги. На плечо Леши легла рука. Он открыл глаза и увидел наклоненное к нему ласковое лицо начальника дивизиона.
— Молодец, товарищ Шириков, — сказал командир, — благодарю за службу! Доложу о вашей находчивости командующему. Благодаря ей мы выскочили из чертовской неприятности. Спасибо!
Леша пытался встать, но командир прижал его к палубе. Тогда Леша сказал слабым, срывающимся голосом:
— Не стоит благодарности, товарищ начальник дивизиона. Служу трудовому народу! — и устало опустил веки.
Леша шел через базар в новой форменке и брюках первого срока, штанины которых были отглажены до остроты ножа. За три дня, истекшие с памятного боя, он отлежался, отдохнул и чувствовал себя отлично. Зуб уже не болел, и только пустота, ощущаемая языком, была еще непривычна.
Он шел веселый, довольный жизнью и собой, поглядывая по сторонам и поплевывая. И внезапно услыхал за спиной робкий оклик:
— Алексей Васильич!
Леша не спеша обернулся. Военному моряку, получившему боевое крещение, надлежит соблюдать достоинство и не унижать себя торопливостью.
Перед ним стояла Ириша.
Минуту оба молчали. Потом оба начали медленно краснеть и так же медленно побледнели. Туманные глаза Ириши смотрели ласково и жалобно.
— Как здоровье ваше, Алексей Васильич? — спросила Ириша нерешительно.
— Ничего… благодарю вас, Ирина Тихоновна. Здоровье как здоровье, — с достоинством ответил Леша.
Снова молчание, и, опуская ресницы, Ириша тихо промолвила: