Торшер сломался.
Мартин задумчиво поглядел на обломки, принялся было грызть один из них, потом передумал и оценивающе посмотрел на Сен–Сира. Задыхаясь, бормоча угрозы, проклятия и протесты, режиссёр выпрямился во весь рост и погрозил Мартину огромным кулаком.
– Я, – объявил он, – убью тебя голыми руками, а потом уйду в «Метро – Голдвин – Мейер» с Диди. В Миксо–Лидии…
Мартин поднёс к лицу собственные кулаки. Он поглядел на них, медленно разжал, улыбнулся, а затем, оскалив зубы, с голодным тигриным блеском в крохотных глазках посмотрел на горло Сен–Сира.
Мамонтобой не зря был сыном Большой Волосатой.
Мартин прыгнул.
И Сен–Сир тоже, но в другую сторону, вопя от внезапного ужаса. Ведь он был всего только средневековым типом, куда более цивилизованным, чем так называемый человек первобытной прямолинейной эры Мамонтобоя. И как человек убегает от маленькой, но разъярённой дикой кошки, так Сен–Сир, поражённый цивилизованным страхом, бежал от врага, который в буквальном смысле слова ничего не боялся.
Сен–Сир выпрыгнул в окно и с визгом исчез в ночном мраке.
Мартина это застигло врасплох – когда Мамонтобой бросался на врага, враг всегда бросался на Мамонтобоя, – и в результате он со всего маху стукнулся лбом об стену. Как в тумане, он слышал затихающий вдали визг. С трудом поднявшись, он привалился спиной к стене и зарычал, готовясь…
– Ник! – раздался голос Эрики. – Ник, это я! Помоги! Помоги же! Диди…
– Агх? – хрипло вопросил Мартин, мотая головой. – Убивать!
Глухо ворча, драматург мигал налитыми кровью глазками, и постепенно всё, что его окружало, опять приобрело чёткие очертания. У окна Эрика боролась с Диди.
– Пустите меня! – кричала Диди. – Куда Рауль, туда и я!
– Диди, – умоляюще произнёс новый голос.
Мартин оглянулся и увидел под смятым абажуром в углу лицо распростёртого на полу Толливера Уотта.
Сделав чудовищное усилие, Мартин выпрямился. Ему было как–то непривычно ходить не горбясь, но зато это помогало подавить худшие инстинкты Мамонтобоя. К тому же теперь, когда Сен–Сир испарился, кризис миновал и доминантная черта в характере Мамонтобоя несколько утратила активность. Мартин осторожно пошевелил языком и с облегчением обнаружил, что ещё не совсем лишился дара человеческой речи.
– Агх, – сказал он. – Уррг… э… Уотт!
Уотт испуганно замигал на него из–под абажура.
– Арргх… Аннулированный контракт, – сказал Мартин, напрягая все силы. – Дай.
Уотт не был трусом. Он с трудом поднялся на ноги и снял с головы абажур.
– Аннулировать контракт?! – рявкнул он. – Сумасшедший! Разве вы не понимаете, что вы натворили? Диди, не уходите от меня! Диди, не уходите, мы вернём Рауля…
– Рауль велел мне уйти, если уйдёт он, – упрямо сказала Диди.
– Вы вовсе не обязаны делать то, что вам велит Сен–Сир, – убеждала Эрика, продолжая держать вырывающуюся звезду.
– Разве? – с удивлением спросила Диди. – Но я всегда его слушаюсь. И всегда слушалась.
– Диди, – в отчаянии умолял Уотт, – я дам вам лучший в мире контракт! Контракт на десять лет! Посмотрите, вон он! – И киномагнат вытащил сильно потёртый по краям документ. – Только подпишите, и потом можете требовать всё, что вам угодно! Неужели вам этого не хочется?
– Хочется, – ответила Диди, – но Раулю не хочется. – И она вырвалась из рук Эрики.
– Мартин! – вне себя воззвал Уотт к драматургу. – Верните Сен–Сира! Извинитесь перед ним! Любой ценой – только верните его! А не то я… я не аннулирую вашего контракта!
Мартин слегка сгорбился, может быть от безнадёжности, а может быть, и ещё от чего–нибудь.
– Мне очень жалко, – сказала Диди. – Мне нравилось работать у вас, Толливер. Но я должна слушаться Рауля.
Она сделала шаг к окну.
Мартин сгорбился ещё больше, и его пальцы коснулись ковра. Злобные глазки, горевшие неудовлетворённой яростью, были устремлены на Диди. Медленно его губы поползли в стороны и зубы оскалились.
– Ты! – сказал он с зловещим урчанием.
Диди остановилась, но лишь на мгновение, и тут по комнате прокатился рык дикого зверя.
– Вернись! – в бешенстве ревел Мамонтобой.
Одним прыжком он оказался у окна, схватил Диди и зажал под мышкой. Обернувшись, он ревниво покосился на дрожащего Уотта и кинулся к Эрике. Через мгновение уже обе девушки пытались вырваться из его хватки. Мамонтобой крепко держал их под мышками, а его злобные глазки поглядывали то на ту, то на другую. Затем с полным беспристрастием он быстро укусил каждую за ухо.