Эпилог 2
Изабел позволила мне себя любить. Позволила тогда и позволяла потом. Наверное, мне этого хватало, тогда я всё равно не мог бы точно ответить на этот вопрос. Я был счастлив и старался сделать всё, чтобы она перестала быть несчастна.
Это моё счастье продолжалось почти год. Я был искренне счастлив, так, как никогда, казалось, никто не смог бы стать счастливым. Не было никаких обещаний, не было заверений в бессмертном чувстве - не потому, что его не было, нет. Просто было оно лишь моим. Лишь я любил, лишь я боготворил, лишь я дорожил и боялся потерять даже то малое, что имел. Я безумно ревновал, боже, да, я ревновал к прошлому, ревновал к человеку, которого хоть и не было в жизни Изабел и он остался позади, но всё равно словно нависал угрозой над моим счастьем. Но я ничего не мог с собой поделать, я страшно ревновал до зубовного скрежета, до побелевших костяшек на сжатых до боли руках. Каждый раз, уезжая в очередную командировку и оставляя Бел одну, я боялся, что приеду к совсем чужому человеку. Она закрывалась от меня и отдалялась, стоило мне ненадолго пропасть у нее из вида. Каждый раз я вновь искал её саму, словно мы не были знакомы, я искал за её настороженным взглядом тот, от которого становилось тепло. Я не отчаивался, я не опускал рук, я надеялся, всё ещё надеялся… раз за разом.
Прошёл почти год этих мучительных и выматывающих отношений, которых на самом деле не существовало для Изабел вовсе, но которые всё равно делали меня счастливым. Прошёл почти год, как я носил при себе маленькую коробочку с кольцом, которое никак не мог решиться подарить Бел. Я страшился отказа, я, казалось, мог не пережить, если бы потерял эту любовь, пусть и болезненную. Но я был готов рискнуть, уже планируя, как на день рождения Изабел сделал бы ей свой подарок, сказал бы то, о чём молчал, хоть и было всё яснее ясного и без этих слов.
Но на одном из заданий пришлось задержаться в чужой недружелюбной стране, прилагая все усилия, чтобы остаться в живых. Это был самый длинный месяц в моей жизни, тогда я еще думал так. Вернулся я лишь за две недели до Рождества, потрепанный, залечивающий затягивающиеся раны, но живой. Я вернулся к своей Ибби, ради которой и выжил, которая и помогла мне не сдаться, когда сил уже не оставалось. Я и до этого мог пропасть, Бел знала, что моя странная работа порой не позволяла мне даже позвонить, но даже не догадывалась почему, я не мог сказать, да, наверное, и не хотел, думая, что могу уберечь её, держа в неведении.
Я пропустил день рождения Изабел, но не растерял решимости всё же сделать предложение. Я так долго этого ждал, что это просто уже стало моей навязчивой идеей. Мне казалось, что она была готова согласиться, готова была открыться мне, я надеялся на это. Но первый же мой звонок остался без ответа. Первый, второй, третий, десятый… Я испугался. Испугался за Бел, не зная, что же могло с ней произойти в моё отсутствие. Я успел напредставлять себе самого страшного, пока добирался до её дома, и ещё хуже стало, когда там мне никто не открыл дверь. Наверное, стоило тогда начинать звонить по больницам, но я застыл на пороге дома Изабел и просто пытался отогнать от себя самые страшные мысли. Но даже в таком состоянии долго бездействовать я никак не мог и, вытащив из кармана пальто телефон, уже набирал номер друга, чтобы он нашёл мне всю информацию быстрее меня и уж точно без истерики, пусть и молчаливой.