Сказка… Казалось бы, сказки на том и кончаются, когда все находят свою любовь, женятся и живут долго и счастливо, да? Я почему-то верил в эти сказки. Но почему-то моя жизнь больше походила на поганый триллер, где только и происходит что-то чудовищное, выбивающее воздух из легких силой своих ударов. Счастье подразнилось, показав мне, что оно имеет власть даже над такими, как я, ткнув меня в то, что мне оно тоже необходимо, а потом решило лишить меня своего общества. Мне казалось, что всё это лишь дурной сон, ведь просто не могло произойти чего-то столь же ужасного после таких оглушительных перемен в наших с Изабел жизнях, в нашей на двоих жизни.
Всё смешалось в памяти в один какой-то фантасмагоричный клубок из рваных обрывков воспоминаний, всплывающих в неверном порядке, путающих меня самого, заставляющих сомневаться в реальности всего произошедшего. Вот моя Ибби в свадебном платье, том самом идеальном, которое она искала так долго, но нашла, нашла для меня. Мне оно было очень важно, потому что оно было важно для неё. Кольцо, которое я подарил ей на нашем пляже на побережье, сбиваясь со слов из-за волнения, охватившего меня. Наш первый танец. Наш короткий, но такой яркий отдых на Кубе, опаленный и в воспоминаниях ярким солнцем, словно фотография, сделанная против света: остались лишь контуры, но мелкие детали кажутся нереальными, о них лишь знаешь наверняка или же не помнишь, только догадываясь, было ли. Первое "люблю" Ибби, ее "согласна" перед священником, ее взгляд, полный любви, которую еще не знала, как уместить в словах, - всё это смешивалось с другими воспоминаниями, которые я никогда не смогу стереть из своей памяти. Серьезный голос Изабел, когда она говорила, что та мразь всё ещё держит, не отпускает, что нужно еще раз встретиться, нужно решить. Мои глаза застилала пелена от ярости, охватившей меня, каждый раз, думая об этом, я продолжаю злиться. На сволочь, которой было мало своей жизни, на Изабел, считавшую, что она готова справиться со всем, с чем ей придется столкнуться. Но больше всего я злюсь на себя. Позволил, отпустил, не успел раньше... Это ведь я дал то чёртово согласие, я не должен был этого делать, я должен был настоять на своем, я должен был запретить Изабел эту встречу, пусть бы ценой обиды, но ее я бы пережил, мы бы справились с ней вместе. Но я позволил, думая, что, как бы ни прошел их разговор, я решу его по-своему, без согласия Ибби, без того, чтобы она вообще когда-нибудь о нем узнала. Таким людям разговоры не нужны, они просто никогда не слушают, и я не собирался разговаривать. Но не успел... Цена моей ошибки была слишком высока.
Как только смог вернуться, я поехал к дому Ибби, надеясь, что всё уже закончилось, я хотел убедиться, что всё прошло хорошо, а если не закончилось, я хотел против нашей договоренности всё же открыться, показать, что Ибби больше не была одна, что ее слезы не останутся больше безнаказанными. Я, если честно, плевать хотел в тот момент на то, что Изабел могла бы разозлиться или обидеться, это уже не было только ее личным делом. Я набрал в дороге ее номер, я всё еще не мог обходиться без ее голоса, я хотел услышать всё, что угодно, тогда я думал, что смогу пережить действительно всё услышанное. Как же я ошибался...
Когда трубку подняли, мимо меня, сигналя, на большой скорости промчалась машина, подрезавшая меня. Я не слышал ответа, выронив телефон и выравнивая руль, когда я поднял его, Ибби молчала, но как-то приглушенно я слышал другой голос: чужой, пропитанный ненавистью и злостью. Я не знал, чей он, но я слышал все те страшные слова, что говорились, не веря в их реальность и реальность всего происходившего. Я, казалось, обезумел, как раненый дикий зверь, и, вдавив педаль газа в пол и нарушая все правила, помчался к дому Изабел, почти не разбирая дороги. Неужели опоздал? Я боялся думать об этом, но услышанное было слишком однозначным, слишком реальным при всей своей абсурдности.
К дому Ибби я подъехал, когда с парковки, повизгивая шинами, вылетели две машины одна за другой. Я знал вторую, очень хорошо изучил ее, проведя слишком много времени за слежкой за ее владельцем. Телефон Изабел больше не отвечал, заставляя меня паниковать еще сильнее. Я терял драгоценные секунды, решая, броситься ли мне следом за теми машинами или же бежать домой к Ибби, вдруг бы она была там и ждала помощи. Казалось, прошла вечность, прежде чем я вспомнил о маячке. Изабел удалялась от меня, и я знал, что мое опоздание могло стоить ей жизни. Гонка с преследованием через забитую пробками вечернюю столицу началась с большого отрыва моих противников, за которыми я никак не мог угнаться, хоть и пытался сокращать расстояние между нами, пытаясь предугадать маршрут, которым они поедут, и срезая углы подворотнями, то выигрывая какие-то жалкие мгновения, то теряя целые минуты. Минуты, которые я отнимал у Изабел.
Я позвонил Кори и, не осознавая этого, почти кричал в трубку, чтобы тот хватал своих ребят со всем необходимым и ехал по моему сигналу, просто потому что я сам не знал, куда мы едем. Другу дважды объяснять не требовалось, я знал, что на него можно было положиться.
В какой-то момент я подумал, что, может, всё-таки Изабел отвезут в больницу, ведь не могло такое происходить на самом деле, я мог понять что-то не так, мог не расслышать, мог ведь, наоборот, сам додумать то, чего не было на самом деле, мог... Но поворот за поворотом, уносящие нас все дальше от каждой из больниц на нашем пути, стирали все мои надежды в порошок, мы всё дальше удалялись от города, куда-то, где, как они решили, всё должно было закончиться для Изабел навсегда. Мне оставалось только не потерять их из виду и молиться всем существующим богам в надежде, что хоть один меня да услышит. И я действительно молился.