По выражению лиц детективов Полкингорн понял, что его последнее предположение не кажется им вполне убедительным, и поспешил оговориться:
— Да, да, возможно, я несколько фантазирую, но ведь в конце концов человек, скрываясь от погони несколько дней, прожил здесь в одиночестве. Чем он, по-вашему, занимался?
— Ел спагетти, — тихо ответил Ферли.
— А вот я скажу, чем он занимался в дневное время. Он читал. А что именно, как по-вашему? Он прочел несколько очень сложных для простого человека книг, таких, как «Закулисная история американской революции», толстая книга Вильяма Джеймса, полное собрание сочинений Вильяма Шекспира.
— Как вы узнали?
— Шесть этих книг лежат на столе в гостиной, а на полке как раз шести книг не хватает.
В этом месте Полкингорн почувствовал укол совести — правда, еле ощутимый: он не только не знал, но и мысли не допускал, что у его соседей есть библиотека с подобными книгами. Впрочем, он тут же заставил себя забыть об этом упреке и продолжал развивать свои соображения.
— Предпоследнее, о чем я хочу сказать, подтверждает мои доводы, если применить метод исключения. Я имею в виду одежду мистера Арнольда. Мистер Арнольд — высокий и полный человек. В доме нам не удалось найти ни одного предмета тюремной одежды, не считая кепки. Естественным было бы предположить, что заключенный сменил тюремную одежду на костюм Арнольда. Однако этого не произошло.
— Почему вы так думаете?
— Где же в таком случае одежда бежавшего заключенного? — с торжествующими нотками ехидно поинтересовался Полкингорн. — Давайте вспомним приметы бежавших. Как вы помните, Коссетти — человек низкорослый. Костюмы Арнольда для него слишком велики. То же самое можно сказать и про Сперроу. Вот Хуузу, вероятно, костюмы оказались бы впору, но и он не воспользовался ни одним из них. Следовательно…
Слово «следовательно», особенно в конце длинной цепи логических умозаключений, постоянно употреблял Дэниель Дин, и потому Полкингорн повторил его несколько громче.
— Да, но что же все это нам дает? — перебил его Коннерс.
— Резюмируя наши рассуждения о десяти нитях, ведущих к разгадке тайны, — не спеша ответил писатель, взглянув на лежавший перед ним лист бумаги, — мы должны констатировать: носок, банки из-под спагетти, связанная морскими узлами веревка из галстуков, казалось бы, свидетельствуют о том, что тут скрывался Коссетти, который, как моряк, стал вожаком группы после того, как бежавшие украли шлюпку. Это обстоятельство, безусловно, находится в известном противоречии с приведенными выше доводами.
— Послушайте, — заметил Ферли; он, видимо, чувствовал себя не совсем удобно. — Послушайте, но ведь на шлюпке-то они недалеко уплыли. Да и потом Коссетти-то служил на линкоре, а это нечто совсем другое.
— Теперь о виски, — как ни в чем не бывало продолжал Полкингорн. — Казалось бы, поскольку мы исключили Коссетти, обстоятельства в какой-то мере указывают на Хууза, но отсутствие брошенной тюремной одежды вынуждает нас отказаться от такого предположения и сделать вывод, что тут скрывался не он. Одновременно, — Полкингорн с силой постучал карандашом по столу, — зашифрованная записка, выбор книг, доступных по содержанию только интеллигентному человеку, журналы с вырезками, пустые флаконы из-под аспирина — все указывает на Сперроу, а вот это, — с деланно небрежным видом добавил он, — окончательно подтверждает мой вывод и делает его бесспорным.
— Что это такое, сэр?
— Седой волос, найденный мною на зеленом диване в гостиной. У Хууза рыжые волосы, у Коссетти черные, а у Сперроу седые. Следовательно, тут скрывался Сперроу!