— Господин подполковник, — обратился майор к Демидову, — я приехал к вам по очень важному делу. Мы уже несколько месяцев разрабатываем операцию по выявлению путей переправки контрабанды наркотиков из нашей страны. У нас на подозрении была крупная туристическая фирма, имевшая налаженные контакты за рубежом. Но сегодня вечером мы выяснили, что на квартиру главы фирмы совершено нападение, несколько человек убиты, а сам глава фирмы арестован. В связи с тем, что расследование касается в первую очередь нашей службы, мы просим передать нам задержанного.
— Какого задержанного? — не сразу понял Демидов. Он все еще не понимал, о какой именно туристической компании идет речь.
— Сегодня днем вы задержали Резо Гочиашвили, — пояснил майор Рожко, — поэтому мы просим вас передать расследование дела нашему ведомству. Все необходимые документы мы вам завтра представим.
— Вы подозреваете его в контрабанде? — спросил Демидов, наконец понявший, о ком именно идет речь.
— Мы пока только проверяем, — пояснил Рожко, — но само расследование ведем давно. Завтра у вас будет наш официальный запрос и согласие вашего руководства на передачу задержанного в наш следизолятор. Вы, очевидно, знаете, что у нас восстановили следственное управление.
— Знаю, — кивнул Демидов, — но не понимаю, почему такая спешка?
По давно сложившейся практике в бывшем Советском Союзе следственные аппараты имелись в трех организациях — в прокуратуре, в милиции и в КГБ. Причем последние вели дела, относившиеся к компетенции контрразведки. После развала КГБ у контрразведки отобрали следственный аппарат. Однако жизнь доказала, что решение это было несколько непродуманным. И хотя уже лет двадцать говорили о необходимости вывода всех следователей из различных систем и сведении их либо в один следственный комитет, либо переподчинив следствие Министерству юстиции, все оставалось так, как было и десять, и двадцать, и тридцать лет назад.
— Мы должны иметь гарантии, что очень важный для нас свидетель не погибнет и даст столь нужные нам показания, — пояснил майор. — Если вы не возражаете, мы заберем его прямо сейчас. А утром я пришлю необходимые документы. Но запрос нашего отдела и расписку я вам, конечно, оставлю.
— Я не могу решать такие вопросы без согласования с руководством управления, — твердо сказал Демидов.
— Бросьте, — лениво проговорил Рожко. — Не стоит лезть в бутылку. Все и так ясно. Из-за какого-то мелкого бизнесмена никто вам ничего не скажет. И потом, вы же его не на волю отпускаете, а передаете в нашу службу.
— Без согласия начальства не могу, — твердо повторил Демидов. — Решение о его задержании принимали работники прокуратуры. Вот и получите разрешение у прокурора. Привезите его разрешение и забирайте куда хотите.
— Где мы сейчас найдем ночью прокурора? — улыбнулся Рожко. — Не будьте формалистом, господин подполковник. Это обычное дело, когда арестованного переводят из одной камеры в другую. Наши, кстати, гораздо более комфортабельны.
— Возможно, — согласился Демидов, — но речь идет не об арестованном. Он всего лишь задержанный. И поэтому без разрешения моего руководства и прокурора я ничего не могу сделать.
— Вы же понимаете, что утром мы привезем вам оба разрешения.
— Тогда и будем говорить, — стоял на своем Демидов.
— Напрасно вы так упрямитесь, — поднялся майор. — Можно было бы все решить без лишних формальностей.
— У нас такие правила, — сказал на прощание Демидов.
Майор посмотрел ему в глаза. Усмехнулся. И процедил:
— Ну-ну. Вам виднее. — И вышел, не попрощавшись.
Оставшись один, Демидов достал сигареты. Уже несколько лет он давал себе слово бросить курить. Но курил еще чаще и азартнее. Задымив, приказал себе немного успокоиться.
Майор говорил, что они ведут разработку туристической фирмы уже достаточно давно. Странно, что они не установили в таком случае наблюдение за домом подозреваемого. В контрразведке работали достаточно четко, они в таких случаях обязательно берут под контроль квартиру подозреваемого, начиняют ее аппаратурой, устанавливают наружное наблюдение. Ничего сделано не было, а такая быстрая реакция настораживает. Откуда они узнали о случившемся? Сводки с места события передаются в МУР, откуда дежурный по городу дает сводку в мэрию, руководству МВД и города. Сводки обычно составляются утром, значит, узнать по официальным каналам они не могли. Тогда получается, что у них все-таки было наблюдение за квартирой. Но как наблюдатели могли не заметить появления убийц? Или их действительно не было и Кимелев прав? Нужно проверить, где именно был подозреваемый ночью. Если он говорит правду и они много выпили, то должны быть свидетели их ночной попойки.
С другой стороны, если Гочиашвили занимался контрабандой, то этим можно объяснить и появление неожиданных убийц, и те методы, , которыми они убрали сразу двух знакомых xoзяина квартиры. Но как они вышли из дома? И почему никто из соседей не видел автомобилей, стоявших у дома? Может, они ждали в другом месте и их вызвали по телефону, чтобы не привлекать внимания соседей? Тогда получается что действовали классные профессионалы.
Выстрелов никто не слышал. Значит, стреляли из пистолетов с глушителями. Стреляли с ходу, как рассказывает Гочиашвили, не дали его напарнику даже времени на ответ. Быстро и безжалостно, с контрольным выстрелом в голову. Насчет женщины они, конечно, оплошали. С другой стороны, они, наверно, перекрыли доступ к входной двери и не думали, что она побежит к окну. Женская логика вообще непредсказуема. Профессионал не может рассчитать, что женщина увидит вдруг свое спасение в окне девятого этажа, выходящем на улицу. Резо рассказывал, что их руководитель сразу все понял и предупредил, чтобы не стреляли. Еще один характерный штрих. Он сразу просчитал ситуацию. Нет, Гочиашвили не мог придумать сразу столько деталей. И наконец, самое важное. Если они его действительно увидели снизу и не поднялись, значит, рассчитывали, что сумеют потом быстро и достаточно надежно снова добраться до него. Они просчитали возможные варианты и сразу уехали.
Он продумывал до конца все детали и чем больше размышлял, тем больше мрачнел, не замечая, что пепельница уже полна окурков. И в какой-то момент он не выдержал.
— Доставьте ко мне задержанного сегодня Гочиашвили, — позвонил он в дежурную часть.
— Товарищ подполковник, сейчас четвери час утра, — удивился дежурный.
По существующим строгим правилам нельзя допрашивать подозреваемых и арестованных в ночное и вечернее время. Но сотрудники милиции и прокуратуры, работавшие по вечерам обычно нарушали это правило. Ночью, однако, арестованных обычно не тревожили. Во-первых, сами офицеры должны были отдыхать. А потом, ночные вызовы трудно скрыть. О них узнавала вся камера, и потом следовал долгий и неприятный разговор с прокурором. Демидов старался не очень злоупотреблять ночными вызовами арестованных, хотя, конечно, как и все остальные, частенько нарушал общее правило. Напомнив ему, который час, дежурный имел в виду прежде всего состояние самого Демидова, который с утра был на работе.
— Ничего, — вздохнул подполковник, — разбудите его и приведите ко мне. Скажите, что надо срочно поговорить.
— Сделаем, — согласился дежурный.
Минут через двадцать в кабинете подполковника сидел мало понимавший, что происходит, Резо Гочиашвили. Он так и не сумел заснуть в эту ночь после стольких событий, несчастий, внезапно свалившихся на его голову, с ночь своего первого в жизни ареста. Под утро он уже готов был заснуть, несмотря на переполненную камеру, на смрад, стоявший в ее ограниченном пространстве, на мокрую постель, которую он получил в самом плохом углу камеры.
— Извини, что вызвал тебя в такое время, — сказал Демидов, — но мне кажется, что нам есть о чем поговорить.
— Будете разговаривать с моим адвокатом, — упрямо сказал Резо, — завтра утром.
— Завтра тебя может здесь не быть, — вдруг сказал подполковник, — поэтому я и вытащил тебя ночью. Чаю хочешь?
Резо посмотрел на сидевшего перед ним человека. Оценил его тяжелый взгляд, заросшее, небритое, усталое лицо. И почему-то решил поверить.