– Так к тебе ж вроде сеструха приехала? – изумился таким планам Валика Клим.
– Сеструха, – подтвердил Комар. – Мне эту сеструху братва в порядке братского подгона прислала. Сунули кому надо, вот телку сеструхой мне и оформили.
– Смотри, Комар, доиграешься. Можешь и под амнистию не попасть, если на тебя кто стуканет.
– Кто стуканет, тот и три дня не проживет. А с тобой я откровенный, потому что уверен – ты мужик авторитетный, по понятиям живешь. В «придурки» не записался. Хоть к нам, блатным, и не примкнул.
– Это мой выбор, – глубоко затянулся Клим.
– И я его уважаю, – подтвердил Валик, почесав татуированную грудь. – Можно достойно и мужиком срок мотать. Ну допустим – меня вот с «сеструхой» застукали за этим самым. Что мне пришьют? Закона такого нет, что нельзя со своей родной сестрой забавляться по-взрослому, – Комар подмигнул Климу. – Ну, я пошел на следующий круг, когда еще такая возможность представится? И ты не теряйся. Покурить и в одиночестве успеешь.
– Спит она. Устала, – тихо проговорил Байков.
Комар загасил сигарету под струей из крана, завернул размокший бычок в салфетку и бросил в мусорное ведро. Клим занял освободившееся место у окна. Выкурил одну сигарету, без передышки принялся за другую. Дым будто ударялся в стекло, растекался по нему и уходил в форточку почти под потолком. До слуха Байкова донеслись откровенные звуки из соседней комнаты, которую занимали Комар с «сеструхой». Ему сделалось неудобно, словно он намеренно стоял и подслушивал. Загасив сигарету, Байков вышел в коридор.
Марина спала, положив руку на соседнюю подушку. Клим осторожно взял жену за пальцы, чтобы освободить себе место. Женщина открыла глаза, улыбнулась.
– От тебя табаком пахнет, – проговорила она, обнимая мужа.
– Ты же устала, – Клим прилег рядом.
– Если б ты знал, как тяжело мне было эти годы засыпать одной. Я теперь всегда буду рядом с тобой. Нам недолго ждать осталось.
Это прозвучало предельно искренне, вслед за словами последовал поцелуй.
– Не надо говорить про амнистию. Сглазишь еще, – Клим коснулся плеча женщины.
– Хорошо. Не буду. Я молчу, – Маришка прижалась к мужу.
И Клим почувствовал, что все произнесенные слова уже станут лишними. Общаться можно и взглядами, прикосновениями…
Близость была непродолжительной, но очень чувственной. Маришка быстро завелась и также быстро остыла. Она тихо вздохнула и откинулась на подушку.
– Мне так хорошо с тобой и спокойно, – сказала она.
– Мне тоже.
– Я, наверное, очень глупая и зря тебе сейчас это скажу, – прошептала женщина. – Не смотри на меня так. Не надо. Я стесняюсь… И вообще, нет, нет, я не буду говорить. – Марина прикрыла лицо простыней так, что над краем остались только глаза – большие и глубокие.
– Что ты хотела сказать? – Клим взял жену за плечи.
– Мне стыдно.
– Но ты же хотела.
– Не скажу.
– Если не скажешь, то я все оставшееся время буду гадать, думать за тебя.
– Хорошо. Только не смотри на меня, отвернись. – Марина щекотно коснулась уха Клима губами и жарко зашептала: – Когда мы с тобой вместе в постели, то мне ужасно хочется кричать, а я сдерживаюсь.
– Почему? – рассмеялся Клим.
– Не знаю. Мне стыдно, что кто-то услышит.
– Не надо сдерживаться. Хочешь – кричи. Можешь вообще орать во все горло – пусть завидуют, – подмигнул ей заговорщицки муж.
– Мне кажется, тогда ты станешь меня презирать. Посчитаешь развратной.
– Ты и в самом деле глупая. Я люблю тебя всякую, в любом виде.
– В самом деле?
– А ты как думала? – Клим потянул за край простыни.
Маришка осталась обнаженной, одной рукой прикрывая низ живота, а другой – цепляясь за простыню, которая ничего не скрывала.
– Вот и сейчас мне стыдно, что ты меня разглядываешь.
– Какая ты у меня красивая. Дай посмотреть, – Байков отвел руки жены, окинул ее и в самом деле прекрасное тело взглядом. – Я хочу запомнить тебя такой и вспоминать, когда мне будет плохо.
– Ты поспи хоть немного. – Маришка взяла Клима за голову и прижала его к своей груди.
Байков почувствовал ее тепло, и ему стало спокойно, он закрыл глаза, постарался ни о чем не думать и задремал…
…Прощание прошло быстро. Такие моменты Клим ненавидел. Он не мог смотреть на то, как Маришка плачет, боялся запомнить ее такой – подурневшей, раскрасневшейся от слез. Байков и сам с трудом сдерживал слезы.
Родственники, приехавшие на свиданку, покинули здание. В коридоре установилась тоскливая тишина. Зэки выходили на крыльцо с сумками, наполненными едой, куревом, книжками. Сигаретами заботливые родственники наделяли всех, даже тех, кто не курил. Ведь курево на зоне – что-то вроде универсальной валюты. Комар, по зэковской привычке, тут же присел на корточки, рядом с ним опустился и Клим. Сидельцы выглядели помолодевшими, счастливыми.