Еще пятнадцать минут мы едем мимо одинаковых строений и искусственных газонов. Наконец, несколько раз свернув на все менее и менее оживленные дорожки, мы подъезжаем к невысокому, невзрачному одноэтажному зданию, похожему на огромный склад.
Двери автобуса открываются, и, прежде чем мы успеваем понять, оставаться нам на местах или проявить инициативу и выйти, в переднюю дверь входит военный. Его рукава аккуратно закатаны, сгибы выделяются ровными линиями, а манжета прикрывает складки так, что камуфляжный рисунок прячет более светлую подкладку форменной куртки. На воротничке – эмблема ранга, и на ней куда больше шевронов и дуг, чем у сержанта, принявшего мои документы в военкомате. На лице его читается легкое раздражение, будто наш приезд оторвал его от какого-то более приятного занятия.
– Так, – говорит он. – Сейчас вы по одному выходите из автобуса. Снаружи на бетоне нарисованы желтые следы. Каждый из вас занимает два следа. Не говорить, не дергаться, не чесаться. Если у вас во рту что-то есть, достать и оставить в мусороприемнике на сиденье. Выполнять, – заканчивает он категоричным тоном и уходит не оглядываясь, будто не сомневается, что мы сделаем в точности, как приказано.
Мы выбираемся из кресел и оказываемся на бетонной площадке. Она покрыта рядами желтых следов, и каждый находит себе место. Когда мы все выстраиваемся неровными шеренгами, все тот же военный встает перед нашей разношерстной группой, резким движением оправляет свою форму, убирает руки за спину и ставит ноги на ширину плеч.
– Я – мастер-сержант Гау. Я не один из ваших инструкторов, так что можете не привыкать к моему лицу. Я здесь, только чтобы провести вас через первые два дня, пока мы вас оформляем и готовим к встрече с взводными инструкторами.
– Так, – снова говорит он, и в акценте, который он делает на этом слове, слышится, что он не просто привлекает наше внимание, а словно хочет утвердить наше пребывание здесь и сейчас.
– Вы – среди десяти процентов претендентов, принятых в ряды Вооруженных сил Североамериканского Содружества. Вам может показаться, что это делает вас какими-то особенными. Это не так. Вам может показаться, что раз вы прошли первоначальный отбор, мы будем изо всех сил стараться сделать из вас солдат, помогать в преодолении ваших личных слабостей. Это не так. Вы можете подумать, что учебный лагерь – это что-то вроде того, что вам показывают в сериалах. Это не так. Мы не будем вас бить и унижать. Вы можете прекратить следовать приказам и инструкциям в любой момент. Если вы не выполните приказ – вас отчислят. Если вы провалитесь на проверке или испытании – вас отчислят. Если вы ударите сослуживца или старшего по званию – вас отчислят. Если вы будете красть, уклоняться или дерзить – вас отчислят. У каждого из ваших инструкторов есть полное право отчислить вас по любому поводу. С отчисленными ничего не случится. Их просто посадят на шаттл и отправят домой. Они не будут должны нам денег и не понесут наказания. Мы разорвем их контракт, и они снова станут гражданскими. На Начальной подготовке мы отчисляем пятьдесят процентов новобранцев, и еще четверть из вас будут убиты или искалечены во время службы, так и не получив свидетельства о выслуге. Сейчас здесь стоит сорок человек, но не больше двадцати из вас завершат Начальную подготовку. Только пятнадцать будут демобилизованы через пять лет. Если этот расклад вас не устраивает, вы можете развернуться и снова сесть в автобус. Он отвезет вас к шаттлу, на котором вы вернетесь в пункт призыва. Если моя речь изменила ваше желание служить в армии, пощадите себя и своих инструкторов и возвращайтесь в автобус.
Сержант Гау останавливается и выжидающе смотрит на нас. В шеренгах слышится шуршание и движение, из рядов выходят трое и скрываются в автобусе. После первой троицы более робкие решаются сделать то же самое, и еще четверо бывших новобранцев с поникшими плечами покидают строй и забираются внутрь. Я замечаю, что никто из них не оглядывается.
– Спасибо, ребята, – кричит им вслед сержант Гау. – И я это серьезно. Приятно видеть, что у некоторых людей осталась еще соображалка, чтобы понять, когда им предлагают тухлую сделку.
Затем он поворачивается к нам спиной.
– А у всех остальных мозгов меньше, чем у бледной поганки, и это я тоже серьезно. А теперь по одному проходим в комнату за этой дверью, садимся на стулья и ждем дальнейших команд. Выполнять.