Вырвавшийся из Германии В. Белошкурский, житель села Средне-Теплое, Ворошиловградской области, сообщил: «В пути немецкие солдаты нас избивали. Я видел сам, когда наши подростки выбегали на станциях попить воды, но солдаты их избивали. Избиению подвергались также мобилизованные девушки, их загоняли в вагоны и запирали на замки. Гражданское население Германии оскорбляло нас, сыпало в глаза песок и бросало камни, а дети дразнили нас словами „русские свиньи“… Когда мы прибыли на место, нас выстроили, пришли немецкие барыни, начали выбирать себе девушек в рабыни».
В приказах о принудительной отправке в Германию говорилось: «Прибывшие в Германию получат работу по специальности, хорошее питание и общежитие. Здесь же вас ждет голод и смерть, но если вы не поедете добровольно, то будете отправлены в Германию принудительно». Так под угрозой расстрела оккупантам удалось отправить в неволю сотни тысяч советских людей. В немецкое рабство угоняли всех, в том числе семьи с малолетними детьми… «Несмотря на дожди, снег и леденящий ветер, — сообщила учительница из Сталинграда А. В. Печорина, — советских людей отправляли на открытых железнодорожных платформах. В конце октября 1942 года меня с дочерью 14 лет и сестру с ребенком немцы выгнали из подвала дома и посадили в машину. Довезли нас до Воропонова (в 12 километрах от Сталинграда), под открытым небом здесь были тысячи советских людей».
Другой житель Сталинграда, А. Е. Зикевский, рассказывал: «В Воропонове я видел 8 тысяч советских граждан, отправляемых в Чир на автомашинах. При посадке в машины немцы без всяких причин избивали советских людей резиновыми дубинками. В Чире я тоже видел большое число сталинградцев, угоняемых в Германию. На станции толпилось так много людей, что их не смогли поместить в подошедший эшелон, составленный из 60 вагонов».
По пути в фашистскую неволю многие пытались бежать, но их настигали и безжалостно расстреливали. Немцы отправляли людей в неотапливаемых вагонах для скота, по дороге и в пересылочных лагерях морили голодом, а больных лишали какой-либо медицинской помощи. В результате тысячи советских граждан погибли, так и не доехав до Германии. Высылка людей из родных мест была частью гитлеровской политики «выжженной земли». Лучшие земли, освобожденные от местного населения, предназначались для германской колонизации.
Страшную картину мучений угоняемых на фашистскую каторгу рисует сталинградка П. Р. Мережкина. «В конце октября 1942 года меня, моего сына 28 лет, его жену 25 лет, — свидетельствует она, — немецкие солдаты силою оружия выгнали из дома в лагерь города Калача, откуда они увозили советских людей в Германию.
До станции Кривая Музга, что в 70 километрах от Сталинграда, нас гнали пешком. Дорогой у нас отобрали хлеб, два куска мыла, пару мужских галош. При этом немецкие солдаты нас били прикладами. Трое суток в городе Калаче тысячи советских людей сидели под открытым небом, на снегу. Здесь было много детей и больных, стояли крик, детский плач и стоны. Немецкие солдаты были ко всему равнодушны, смотрели на эти муки советских людей, как звери, смеялись. За эти три дня ни пищи, ни воды не давали. Через три дня всю массу людей тысячами погнали пешком на станцию Чир. Шли 35 километров под охраной автоматчиков. Многие дорогой падали, дети умирали. Я доехала до станции Морозовская и сама видела, как немцы выбросили с платформы умерших в дороге жителей Сталинграда».
Следует отметить, что все ужасы фашистского рабства в Германии стали не результатом действий каких-то отдельных лиц, облеченных властью или отличающихся жестокостью, а закономерным следствием всей оккупационной политики фашистов, рассчитанной на устрашение людей, грабеж и разрушение производительных сил. Заявления немецких фашистов о том, что якобы русские, украинцы, белорусы, представители других национальностей СССР, а также поляки, евреи, многие другие народы Европы — вообще не люди или люди, находящиеся на крайне примитивном уровне развития и потому понимающие лишь один язык — палки, были не только человеконенавистническими, но и воинствующе шовинистическими. Об этом свидетельствуют многие примеры. Нашим военнослужащим довелось беседовать с немцами, захваченными в плен или оставшимися на занятой советскими войсками территории Германии. Поражало вопиющее незнание ими истории и культуры народов СССР. Они не только не слышали о Горьком, Маяковском, Пушкине, Толстом, Менделееве, но и не представляли даже, кто основал, например, Петербург. Многие считали, что этот город основан немцами. Вообще шовинистическое убеждение в том, что все, свидетельствующее о «цивилизованности» русских и других славян, — результат заимствований у германцев, было характерным для настроений преобладающей массы военнопленных и гражданских лиц немецкого происхождения. Даже о своих союзниках: итальянцах, румынах, венграх, финнах — они отзывались с презрением. В то же время весьма поверхностно они были знакомы с культурой собственного народа. О Гейне вообще было бесполезно спрашивать: поколение, сформировавшееся при Гитлере, впервые узнавало о нем от советских военнослужащих. Уже в наши дни один интеллигент из ГДР признался, что хотя при Гитлере хорошо учился в средней школе, но только в ходе бесед с советским офицером-переводчиком, жившим у них на квартире, он почувствовал всю прелесть поэзии гениального Гёте. Обскурантизм всегда использовался диктаторами, чтобы держать в подчинении народные массы. И если говорить о корнях фашизма в Германии, то не последнее место занимало возведенное в принцип прагматическое отношение к культуре, превращении ее фашистами в средство формирования расизма и шовинизма.
Этот, так сказать, идеологический аспект проблемы рабского труда в Германии умело использовали ее фашистские правители, ввозившие в страну иностранных рабов не только в экономических целях (для работы в промышленности, сельском хозяйстве и т. д.), но и в целях воспитания у немцев чувства расового превосходства, презрительного отношения к неарийским народам. Так формировались все новые и новые пополнения армии убийц, ряды которой быстро редели под натиском советских войск.
Рабско-крепостнический режим нацистами был возведен в систему, регламентированную приказами и распоряжениями гитлеровского правительства. Уже в 1941 году на секретном совещании в Берлине рейхсмаршал Геринг дал своим чиновникам указания об использовании советских людей на принудительных работах в Германии: «Русские рабочие доказали свою способность при построении грандиозной русской индустрии. Теперь их следует использовать для Германии… Это является делом соответствующих властей и тайной полиции».
Секретный циркуляр № 42006/41 хозяйственного штаба германского командования на Востоке от 4 декабря 1941 года (II раздел приложения) предусматривал, что порабощенных советских граждан следует использовать главным образом для дорожного строительства, строительства железных дорог и уборочных работ, разминирования и устройства аэродромов, в горном деле, промышленности, сельском хозяйстве и т. д. Немецкие квалифицированные рабочие «не должны копать землю и разбивать камни, для этого существует русский», так поучал своих молодчиков Геринг. И далее: «При применении мер поддержания порядка решающим соображением являются быстрота и строгость. Должны применяться лишь следующие разновидности наказания без промежуточных ступеней: лишение питания и смертная казнь решением военно-полевого суда».
Для проведения в жизнь чудовищной рабовладельческой программы нацистами был создан огромный аппарат. Главным уполномоченным по использованию рабочей силы Гитлер назначил гаулейтера Фрица Заукеля. Его мне довелось увидеть на скамье подсудимых на Нюрнбергском процессе. Этот плешивый, маленький человек стал «управителем людских резервов».
20 апреля 1942 года Заукель разослал в строго секретном порядке правительственным и военным органам свою «Программу главного уполномоченного по использованию рабочей силы». В этом документе говорилось: «Крайне необходимо полностью использовать в оккупированных советских областях имеющиеся людские резервы. Если не удается добровольно привлечь нужную рабочую силу, то необходимо немедленно приступить к мобилизации пли принудительному подписанию индивидуальных обязательств».