– Дивное создание плохо воспитано.
– Из родителей-мудаков получаются такие себе воспитатели, – не полезла за словом в карман француженка.
– А ты мне нравишься.
– Постараюсь не умереть от омерзения.
– Очаровательно, – Лучиано Мартинез прищурился, дабы не показать, что проиграл раунд, – Но ведь, согласитесь, наличие этой твари может напугать гостей на празднике моей дорогой Руфиты, а ведь это такой важный день.
– Вы правы.
Семья с удивлением оглянулась на Мирабель.
– Mi locura, – шепнул Бруно, но та лишь качнула кудрями:
– Я не собираюсь делать вид, что Вишнёвой тени нет, и нам ни к чему пугать горожан на празднике. Так что, сеньор Мартинез, я готова устроить шоу для всех желающих.
– Неужели?
– О, да. С индейскими песнями, сжиганием ароматных трав и милым демоном в подарок. Прямо, – на этот раз прищурилась уже Мирабель, – Средь. Бела. Дня. Вы же этого хотели? И да: я не советую её подначивать или чинить мне преграды в процессе.
– Угрожаешь мне, девочка?
– Как можно, что Вы. Мы же семья.
– Мне кажется, или твоя жена мне хамит, Бруно? Ой, прости, оговорился: твоя племянница.
– Лучиано, довольно, – хлопнула ладонью по столу Алма.
– Ладно, ладно, – получивший, что хотел, кузнец одним глотком допил кофе, – Немного крепче, чем я люблю, Джульетта, в следующий раз будь добра, положи сахар… Паоло, мальчик мой, сбегаешь собрать горожан? Я уже не в том возрасте, чтобы носиться по Энканто.
– Паоло не сбегает, – пробасила Луиза, не дав мужу инстинктивно вскочить с места. Лучиано, заметивший это дёрганье, довольно усмехнулся:
– Как всегда послушен. Моя школа. Ну, так уж и быть, поброжу по жаре, всё же я не неженка. Бывайте, скоро увидимся.
– Эй, всё нормально, – едва кузнец вышел вон, Луиза принялась утешать опустившего голову мужа.
– Нет, не нормально. Это всё из-за меня. Ему просто необходимо чинить неудобства мне и кому только можно.
– Вот именно. Он такой. Дело не в тебе, – утешила Паоло Мирабель, – И его приманили мы… Бруно, ты как, mi za?
– Столько лет его не видел, а радуюсь всё также, – предсказатель был мрачнее тучи, – Семьёй он дорожит – чушь собачья. Первый нас на вилы и поднимет.
– А пусть поднимает, – обладательница тёмного дара накрыла ладонью сжатый кулак супруга, – А будем радостно отвечать, что сверху открывается чудесный вид. Отвлекись. Умбрита, позови папу поиграть, ты давно не делала ему причёску. А я с бабушкой Джульеттой наберу нужные травы… Чего все затихли? Я сказала, что смогу, значит, смогу, без паники. Занимайтесь своими делами.
– Уверена? – на всякий случай переспросила Алма. Её внучка улыбнулась, и на её плечах возник силуэт Вишнёвой тени:
– Полностью. Мы обе.
***
– Не переживай, мама, травы это чистая профанация, –увещевала Джульетту Мирабель, хозяйничая в её комнате. Сушёный запас целительницы благоухал разными ароматами, но обладательница тёмного дара нарочно выбирала самые горькие и пахучие, дающие густой дым. Бруно не зря так тяготел к актерству: индейские шаманы, например, были в этом хороши. Пока проситель надышится благовониями в маленькой лачуге, наслушается песен, стоит только скорпиону с потолка свалиться – и всё, уже знак богов. На открытом пространстве действует хуже, но зрелищности всё равно прибавляет.
– Я верю, что ты сможешь, нисколько не сомневаюсь, –Джульетта припомнила охотничье фото из альбома, – Но я ведь мама, мне положено волноваться. Поэтому я попробую отвлечься и спрошу, как ты называешь Бруно. Никак не могу разобрать, что бы это значило: mi za.
– Ах, это, – выбрав подходящую ступку, ненадолго отвлеклась Мирабель, – Забавно вышло. Когда мы только начинали жить вместе, Бруно называл меня на манер муиска: mi chie, «моя луна», но mi locura всегда нравилось ему больше. Я тоже потихоньку учила этот язык, и мне хотелось подобрать мужу нежное прозвище, так что я начала звать Бруно mi za – «моя ночь», ведь ночь и луна всегда вместе… Мам, даже если бабушке кажется, что мы какие-то не такие, я уверена, что наши с ним чувства никогда не были ошибкой, и я обожаю моего мужа всем сердцем.
– Я вижу это, золотце, – целительница мягко взяла лицо дочери в ладони. Это уже были не совсем те мягкие щёчки ребёнка, а красиво очерченные скулы молодой женщины, усеянные веснушками и едва заметными следами оспинок от укусов насекомых, оставшихся после жизни у индейцев.
– Милая, – когда дочь закончила подготовку трав и пересыпала смесь в мешочек, всё же решилась Джульетта, – Наверное, в новом мире не такие порядки, но… Вы не носите кольца. Бабушка на это косится, но пока молчит.
– Так мы же это, – Мирабель повертела рукой в воздухе, – Не имеем права венчаться в церкви. Хотя кольца у нас есть. У Бруно пунктик. Я не удивлюсь, если он взял их с собой и пойдёт на переговоры с отцом Алонсо, которые закончатся ничем.
– Но ведь это же очень печально, милая.
– Как по мне, не очень, поскольку я уже не раз говорила, что не хочу за него замуж.
Джульетта едва не выронила ступку:
– Как? Почему?
– Но мы ведь уже женаты. В паспортах стоят штампы. А доказывать что-то высшим силам или обозначать принадлежность глупо. Луна и ночь колец не носят, – обладательница тёмного дара затянула матерчатый мешочек, – Что ж, мне пора устраивать шоу. Это довольно увлекательное зрелище, пойдёшь?
– Конечно, только венички с травами развешу, вон те, в глубине, похоже, отсырели, – кивнула ей Джульетта, – Я скоро.
История с кольцами была не просто манифестом сильной и независимой женщины, точнее, касалось не только её одной.
– Ох, Бруно, – целительница припомнила собственную свадьбу с Агустином.
«Какая же ты красивая, сестрёнка. Вот было бы здорово, если бы однажды я смог встретиться у алтаря с той, кто стала бы мне дороже жизни»
Мирабель не знала об этом. Не знала о мечтах Бруно. И сейчас она воспринимает его планы касательной церемонии и колец как глупый пережиток.
Восемь лет вместе. Сколько раз Бруно уже делал ей предложение?
– Пожалуйста, – Джульетта зажмурилась, чувствуя, что Лучиано ушёл на второй план, – Всемилостивый Боже, хоть бы это их не поссорило!
========== Глава 20 ==========
Тем временем сам Бруно старался удержаться от смеха. Сидя на полу детской, он добровольно терпел экзекуцию от двух юных сеньорит, которые заплетали ему косы, высунув от усердия язычки и периодически интересуясь у своей модели, ровно ли выходит.
– А теперь не смотри, папа, Мы добавим заколочек.
– Как скажете, – Бруно послушно замер, думая о Лучиано Мартинезе. Казалось бы, давно пора вырасти, нечего друг другу доказывать, обоим уже под шестьдесят – но нет. Неужели у кузнеца такая скучная жизнь?
– Деда Лучиано постоянно перегибает палку, – словно прочитав мысли предсказателя, заметила Руфа.
– Ты его не боишься? – удивилась Умбра.
– Не особо. Он же мой дедушка… Дядя Бруно, а вы с дедушкой дружили?
– Боюсь, что нет, милая. Твой дедушка разминал на мне кулаки, когда был помоложе. Говорил, чтобы я не был таким тихоней. Не уверен, что помогло.
– Мама говорит, что насилие это плохо, – нахмурилась рыженькая Мадригаль, – А она знает это лучше всех, мама сильная.
– Ты очень похожа на неё в детстве, – не желая продолжать тему избиений и унижений, переключился на другое воспоминание Бруно, – Такая же егоза и хохотушка. И искательница приключений. Что ты делала за пределами Энканто?
Уверенная, что о вчерашнем происшествии все забыли, девочка замялась:
– Деда Лучиано говорит, что я должна быть смелой, и я… играла в исследовательницу. Дядя Бруно, только не говори маме.
– Не буду, солнышко, но и ты веди себя осторожнее. Всё же ты могла заблудиться.
– Я не отходила от реки, по течению было легко вернуться.
– Знаю, но всё же ты не индеец.
– Не индеец… – Руфа надулась, но почти сразу же просияла, – Зато ты индеец! И тётя Мирабель тоже! Может, мы могли бы как-нибудь вылезти на разведку в лес? И дядю Антонио возьмём, вдруг увидим зверушек? Вы ведь взрослые, с вами мама отпустит.