Вопрос, может ли машина испытывать вдохновение, он решил для себя уже много лет назад. Теперь последнее слово было за высшим судьей — опытом. Свиридов твердо верил в свою победу. Но эта уверенность ничуть не прибавляла ему спокойствия. Наверное, так волнуется чемпион, перед тем как взойти на верхнюю ступеньку пьедестала почета. Будь у него хоть тень сомнения в исходе эксперимента, он гораздо спокойнее ожидал бы заветного сигнала.
К концу дня старик почувствовал, что его лихорадит. Наверное, он простудился, бегая по городу в поисках газет. Надо было уйти и лечь, но он не мог решиться оставить машину даже на минуту.
Только в первом часу ночи он поднялся наконец с табуретки и, с трудом переставляя ноги, вышел на воздух. Двор был как черный колодец, и сверху в него сыпались и сыпались снежинки. И старик вдруг почувствовал, что у него может не хватить сил, чтобы пересечь белый квадрат двора.
Утром Свиридов не смог встать с постели. Он метался по смятой простыне, обливаясь потом. Ему казалось, что он лежит в глубокой яме, а сверху, из машины, вылетают бесконечные рукописи, которые засыпают его, стискивают ребра, грозя удушить… Соседи вызвали врача, и тот определил воспаление легких.
Два дня старик никого не узнавал. Но антибиотики сделали свое дело. На третий день Свиридов пришел в себя и увидел наклонившегося над кроватью Зайчикова-младшего.
— Петенька… — пробормотал Свиридов, — помоги встать… К машине…
— Что вы, Николай Степанович, — испуганно зашептал мальчик, не догадываясь, что старик не смог бы сейчас сделать и шага. — Нельзя вам туда. Сейчас на улице мороз — сорок пять градусов по Цельсию! А по Реомюру еще больше. Вы как вздохнете, так и все. Да она и не кончила вовсе… Все тук, тук, тук. — И Петя сыграл пальцами по воздуху неведомую мелодию. — Я сразу скажу, когда надо.
— Работает, — вздохнул Свиридов, опуская голову на подушки и закрывая глаза.
Долгое время старик лежал молча, и Петя подумал, что тот уснул. Но вскоре Свиридов позвал его.
— Посмотри, как она… — попросил он слабым голосом.
— Хорошо, — согласился мальчик. — Только вы лежите.
Он выскочил за дверь и опрометью взлетел вверх по лестнице в свою квартиру. Зайчиков-папа сидел за пишущей машинкой и что-то перепечатывал из толстой книги.
— Пришел в себя! — выпалил Петя. — Хочет идти к машине.
— Только через твой труп! — приказал Зайчиков-папа. — У старика слабое сердце. Любое волнение может его убить…
— Будет исполнено! — гаркнул Петя, выскакивая за дверь. Ему не хотелось, чтобы старик умер от волнения.
Через несколько дней старик смог наконец выйти из дома. Закутавшись как можно теплее, он спустился в подвал. Ноги его дрожали от слабости. Он открыл дверь и увидел, что на пульте горит немигающий красный глаз…
Задыхаясь, он отвернул болты, откинул крышку, вынул из машины пачку листов и впился глазами в верхнюю страницу, поднеся ее к самому лицу, потому что от волнения забыл надеть очки.
То, что он прочитал, ошеломило его. Он с трудом добрался до табуретки и долго сидел, прижимая руку к бешено трепыхавшемуся сердцу. Потом опять посмотрел на текст. Этого не могло быть. И тем не менее он держал это в руках. Свершившееся было совершенно невероятно, неправдоподобно, фантастично. Он лихорадочно перелистал страницы, еще надеясь, что произошла какая-то ошибка. Нет, все было правильно.
Совершенно обессиленный, он долго сидел, тупо глядя в пространство. Он еще не верил в то, что произошло.
В отчаянии он поглядел на свое создание. Машина не обманула его ожиданий. Она была талантлива, она была гениальна. Но все это было ни к чему.
Свиридов отыскал в кармане очки, вздел их на нос и дрожащим голосом прочитал вслух первую страницу:
Нервы его не выдержали. Он заплакал.
В это время Зайчиков-старший, сидя за своим рабочим столом, в который раз рассеянно перелистывал рукопись, вынутую им из машины. Его немного мучила совесть, но он оправдывал себя тем, что сделал это ради блага самого Свиридова, которого сильное потрясение и вправду могло убить. Пускай он сперва поправится, а тогда…
Зайчиков снова открыл первую страницу и с удовольствием прочитал:
— «Все смешалось в доме Облонских. Найдя в кармане мужа фотографию прекрасной Эсмеральды, танцевавшей твист с козочкой на руках, княгиня рассвирепела и пригрозила мужу линчеванием. Угрозы княгини нельзя было пропускать мимо ушей, потому что о ее связи с мафией при дворе говорили довольно откровенно. Проклиная все на свете, Облонский сел в такси и поехал на телецентр, где должен был выступить с воспоминаниями о своих встречах с Бисмарком и Джоном Кеннеди. Однако сообщение о возвращении тридцать седьмой звездной экспедиции спутало все его планы. Он недолюбливал Эрга Ноора…»
КЕНГУРУ
Я был еще мальчишкой, когда на Землю прилетел первый корабль с пятирукими обитателями альфы Центавра. Что тогда творилось! Все твердили только об одном: контакты! контакты! братья по разуму! Сейчас населенных планет известно видимо-невидимо, и никого ничем не удивишь. Инопланетян можно встретить на любой улице — рукокрылых и шарообразных, земноводных, двуххордовых, кристаллических, насе-комоподобных, выворотней, коленопалых (у них пальцы почему-то на коленях), полупрозрачных, зеркальных, сверкунов, попрыгунчиков, пузырьковых, мотыльков… Да разве всех упомнить! Прежде, бывало, иная старушка, встретив поздно вечером зеленокожего с глазами как плошки, шарахалась в сторону, а потом, отомлев от испуга, говорила в сердцах вслед гостю: «А, чтоб тебе…». Ну и так далее.
Кстати, из-за этой самой фразы с одним инопланетянином случился однажды большой конфуз. Он решил, что слова, которыми его везде встречали, означают какое-то приветствие, и на официальном приеме в Министерстве межпланетной торговли взял да и брякнул эти слова… Но все это было давно, а сейчас, если к человеку на улице подлетает этакий паук размером с доброго бегемота и, вежливо оскалив полуметровые клыки, спрашивает, как пройти к аэровокзалу, никто не пугается, а спокойно объясняет: «Прямо, потом направо, потом чуть левей, а там уж рукой подать», а иногда еще просит автограф на прощанье или спрашивает: «А где вы достали такой суперлон?» (это, конечно, спрашивают женщины).
Про автографы я упомянул не случайно — их одно время собирали буквально все. Бедные инопланетчики неделями подписывали свои фотографии — до полного изнеможения. Но если четверорукие или септоподы еще справлялись с этим, то другие оказывались в тяжелом положении, ибо как можно получить автограф у существа-кристалла? К счастью для пришельцев, мода на автографы с развитием контактов стала постепенно глохнуть. Я бросил охотиться за автографами, когда число известных нам населенных планет перевалило за семьсот. Сейчас же их несколько тысяч. В краткой космической энциклопедии описание всех этих цивилизаций занимает около десятка томов. Не знаю, найдется ли хоть один мудрец, который помнил бы их все. Я, например, к таковым не принадлежу, из-за чего и попал недавно в неприятную историю.