Нет, различия в их внешности были, хотя и не очень заметные. У Ганелоны был гораздо светлее оттенок кожи, чуть тоньше губы, не такие большие глаза, неуловимые отличия в очертаниях скул, носа, подбородка. В движениях, жестах, походке разницы обнаруживалось гораздо больше. Ганелону отличало особенное выражение глаз — какое-то настороженное, всегда немного беспокойное и тревожное, словно девушку непрестанно грызли тайные заботы. Властно сжатый рот принцессы свидетельствовал о решительности и твердости характера, ничуть не умаляя ее прелестной женственности. Походка казалась несколько скованной, Ганелона словно избегала быстрых движений и старалась за округлостью жестов скрыть внутреннюю резкость. Пожатие ее руки было вялым и безразличным…
Впрочем, эти мысли выветрились из моей головы, когда вдруг выяснилось, что агенты Рюделя все же обнаружили Ганелону. Она рассказала, что недавно с нею говорил через браслет неизвестный, не назвавший и не показавший себя, и спросил, предполагает ли принцесса в ближайшее время отбыть на родину. Получив положительный ответ, он сказал: «Если передумаете — пеняйте на себя» и отключился, даже не попрощавшись.
— Почему вы не обратились в Службу Безопасности? — спросил я, кипя возмущением. Это было неслыханно: в наше время угрожать кому-то, запугивать, вынуждать. — Вашего Рюделя и всю его шайку быстренько бы схватили и выслали домой. А Изумрудную заблокировали бы, чтобы никто не мог до вас добраться…
— Я думала об этом, — грустно ответила Ганелона. — Да разве во мне только дело? Рюдель рвется к власти, и моя задача — помешать ему. А для этого я должна ехать.
Чтобы отвлечь девушку от тревожных мыслей, я заговорил о Петровиче. За последние дни я успел сдружиться с ним. Робот был неплохой парень, не то что механические недотепы из Информатория и аналогичных заведений. Он побывал на моих тренировках, обучаясь искусству оруженосца, и я теперь знал, что он ничего не упустит в сложном ритуале подготовки к бою. Шутки ради я предложил ему сесть в седло. Это было уморительное зрелище — ездить он не умел совершенно, сидя на лошади, растопыривал ноги наподобие циркуля и на рыси выглядел настолько жалко, что я поскорее остановил лошадь. Однако на землю он спрыгнул легко и грациозно и, судя по всему, был весьма собой доволен.
Рассказал я Ганелоне и о фотографии, которую получил в институте. Там уже знали, что я ненадолго уезжаю, и, когда я зашел попрощаться, меня сразу окружили. К середине лета все мы были уже достаточно загорелыми, но все же одна из физиономий показалась мне чернее других. Вглядевшись, я узнал лаборанта Цоя, который только что вернулся с юга.
Мне стали показывать его снимки — старинные белоснежные дворцы, реставрационные работы на Золотых воротах, состязания ныряльщиков, толпы на пляжах. Все это сейчас меня мало интересовало — я потихоньку оглядывался, ища глазами Тину, которая куда-то отлучилась. Вдруг я понял, что передо мной только что мелькнуло знакомое лицо. Я схватил уже отложенную фотографию и увидел на ней кавалера Рюделя.
Снимок был сделан на приморской веранде, где, прячась от беспощадного солнца, сидели под тентами загорелые люди — кто в шезлонгах, кто у столов с напитками. В руках у соседей кавалера были карты, а сам он держал какой-то приборчик, из которого торчала крестообразная антенна.
Этот-то снимок я и показал Ганелоне.
— Почему он пользуется таким приемником? — спросил я. — У него же есть браслет, — я показал на левую кисть кавалера Рюделя. — Браслет дают каждому, кто прилетает на Землю.
— Опять кого-нибудь подслушивал, — с неприязнью ответила принцесса. — Помните, как он нас подслушивал?
Девушка долго смотрела на снимок, что-то мучительно вспоминая.
— Алексей, я боюсь, — сказала она наконец. — Я не знаю, в чем тут дело, но мне страшно. У меня на родине есть одна легенда… Я почти забыла ее. Но в ней говорится о каком-то кресте, который несет всем смерть… Когда я была совсем маленькой, сестры пугали меня по вечерам рассказами об этом кресте. Я кричала от страха и пряталась под одеяло, а потом долго не могла заснуть. И сейчас мне снова страшно…
Голос ее замер. Я взял ее за руку — пальцы у нее дрожали и были холодны, как лед.
— Не бойтесь, — сказал я. — Сказки — это только сказки. И меня не удивляет, что ваш Рюдель предпочел браслету собственный радиоаппарат. Ведь с помощью браслета подслушивать нельзя. А он, по-видимому, очень любит это занятие.