— Твой противник — самый коварный и неуловимый маг в городе, — произнес Корнелий, расправляя рукав. — Надеюсь, у тебя есть план.
Эльдар повернулся, его глаза с вертикальными зрачками странно вспыхнули:
— Есть.
— Хороший?
— Самый худший из всех, которые мне приходили в голову.
Глава 17. Пир теней
Майя рассматривала тени на грубой кладке из крупных камней. Камеру тускло освещал настенный кристалл. По углам свисала паутина, с потолка на девушку поглядывала парочка крупных пауков. Майя сидела, прислонившись спиной к прутьям. В сравнении с камерой Пожирателя Судеб здесь не было крови и не пахло разложением. Лишь сыростью и плесенью. Кажется, Майя была первой заключенной в этом подвале.
Кукла время от времени приносила ей еду: хлеб и воду. Она пришла три раза, и Майя догадывалась, что прошло где-то два дня. Она спала на полу, кутаясь в плащ. Все тело ныло от лежания на твердом камне. Холод подвала пробирал до костей. Шелковое платье теперь напоминало уличное тряпье и совсем не грело.
Девушка поджала ноги и положила на колени подбородок. В нерушимой тишине собственные мысли разрывали ее, пока неизвестность душила ледяными клешнями.
Маскарон убьет ее? Будет пытать? Или придумает наказание более изощренное? Такое, что вывернет ее душу наизнанку или лишит рассудка. Она могла бы сказать, что он и так у нее забрал все самое дорогое. Но пока дышишь, всегда есть что еще забирать.
И если маг в маске заставил ее пройти через ад, когда думал, что любит, то что с ней сделает теперь, когда ненавидит?
Она вспомнила уходящую фигуру отца под дождем. Но это воспоминание только причинило больше боли. Майя попыталась вспомнить что-то приятное. И первое, что пришло в голову, широкие ладони Эльдара — жесткие от мозолей, но теплые.
Это воспоминание тоже причинило боль, но Майя не захотела прерывать его. Она вернулась в то время, когда Эльдар учил ее в башне плести заклинания. И вспомнила, как он бережно и одновременно крепко сжимал ее руку, когда они гуляли в саду на крыше.
Тогда ей казалось, что пока он держит ее так, она со всем справится. Ему достаточно быть рядом с ней. Достаточно просто улыбаться ей своей слегка ироничной улыбкой. И тогда даже самый пасмурный и тяжелый день становился светлее.
Увидит ли она еще когда-нибудь эту улыбку? Сможет ли все объяснить Эльдару?
Маскарон отправил за ним охотников. Если его поймают, будет ли шанс увидеть его? Хоть краем глаза, хоть на мгновенье…
Стыд уколол Майю раскаленной иглой. Собственное желание испугало ее.
Нет! Его не должны поймать! Не должны, даже если она никогда больше его не увидит. Даже если он так и не узнает, почему она ушла. Даже если он будет ее ненавидеть. Пусть так! Но его не должны поймать. Он тот, кто остановит Маскарона. Он и отец. На них Майя поставила все, и свою жизнь в том числе.
Она сказала Лауре доставить маску отцу, но так, чтобы Майя не знала, когда она это сделает и как. Если все получится, с маской и Царем Самоцветов Эльдар и отец разгадают тайну Армии Тварей и спасут город…
По спине пробежался холод, и мысли Майи оборвались.
Она быстрее почувствовала, чем увидела, что в подвале больше не одна.
Темная фигура стояла за ее спиной.
Вздрогнув, Майя подскочила. Руки у нее по-прежнему были связаны веревками против магии. Но она с готовностью сжала кулаки, от чего натертая кожа заболела сильней.
Маскарон молчаливо смотрел на нее. Его бездвижное лицо размыто очерчивал слабый мертвенный свет кристалла. В глазах притаились подозрительны тени.
Несколько долгих секунд они смотрели друг на друга. Затем Майя хрипло произнесла:
— Полагаю, раз ты не жонглируешь передо мной головой Яхонта Красного и Лауры, ни до того, ни до другой ты не добрался.
— Поимка твоих друзей — вопрос времени.
— Только у тебя его нет, — заметила Майя.
Маскарон прищурился. Он слегка дернул рукой, и створка темницы отворилась, пуская его внутрь. Майя попятилась, отступая вглубь камеры, как загнанный, но готовый в любой момент сражаться до конца зверь.
— Почему ты предала нас? — спросил маг, когда створка за ним медленно закрылась.
— Не было никаких «нас», — резко возразила Майя. Ее немного трясло от холода, но она всячески старалась, чтобы эта дрожь не перешла на голос. — Ты думал только о себе.