Входя в роль государственного деятеля, Даллес говорил без того полемического задора, которым он напичкал залихватскую по своей агрессивной разнузданности и дешевым пропагандистским ярлыкам внешнеполитическую программу республиканцев. Теперь — с позиции силы власти — он мог даже отдать должное трумэновской политике, признать вслух, а не только в разговоре с глазу на глаз с Нитце, что «многие из предыдущих политических курсов были хорошими». Тем не менее, по его словам, многие из внешнеполитических мероприятий трумэновской администрации носили «аварийный характер», когда политическая инициатива оставалась за противником. У противников надо учиться, как бы отдавая должное грозному сопернику, философствовал Даллес, любивший козырнуть тем, что на ночном столике в его спальне всегда лежал том «Вопросов ленинизма» Сталина. Советский Союз, поучал слушателей Даллес, «планирует, исходя из перспективы того, что называют целой исторической эпохой, и мы должны делать то же самое»!
Какой же эпохальный стратегический курс предложил американскому истэблишменту Даллес?
«Не отвечает требованиям здоровой экономики или хорошей внешней политики постоянная поддержка других стран, ибо в конечном итоге она вызывает в отношении США не меньше отрицательных чувств, чем и чувств благодарности», — ударил Даллес по головам союзников, как бы лишний раз предупреждая их.
Неправильно быть постоянно связанными крупными военными расходами, что неминуемо приведет к «практическому банкротству». Необходимы перемены. «Это может быть сделано путем большой опоры на сдерживающую силу и меньшей зависимости от локальной оборонительной силы», — вещал Даллес, вновь разжевывая для «союзников» мысль о том, что они — не чета США, а всего лишь «локальная оборонительная сила», с которой можно особо и не считаться!
Теперь, продолжал Даллес, администрация приняла решение «полагаться главным образом на большую способность нанести мгновенно ответный удар теми средствами и в тех местах, которые мы сами выберем. Теперь министерство обороны и Комитет начальников штабов, вместо того чтобы вести военное строительство, предвосхищая многочисленные возможные варианты поведения противника, могут формировать наш военный комплекс так, чтобы он соответствовал нашей политике. Это позволяет вместо простого наращивания всех имеющихся средств осуществлять выбор между военными средствами. В результате принятого решения становится возможным добиться более основательной безопасности при меньших затратах и совместно пользоваться ею».
Даллес не скрывал своего удовольствия тем, что он поверг слушателей в шоковое состояние. На следующий день после его выступления мировая печать запестрела заголовками: «Государственный секретарь США призывает к атомному блицкригу», «Новый подход США делает упор на внезапный ядерный удар», «Вашингтон отдает приоритет атомно-воздушной мощи», «Даллес объявляет курс на атомную войну!» На это он и рассчитывал.
Он и его босс в Белом доме — президент Эйзенхауэр — понимали, что соотношение сил на мировой арене неумолимо меняется не в пользу США. К осознанию этого подтолкнул их бесславный провал американской авантюры в Корее, когда США вынуждены были после колоссального напряжения сил и ресурсов согласиться на «ничью» в борьбе с далеко не основными силами «врага», как характеризовали Даллес и его коллеги социалистические государства. Советский Союз не только ликвидировал атомную монополию США, но и не дал возможности установить США новую монополию на термоядерное — водородное — оружие. Стратегия США подвергалась все большей критике со стороны не только нейтральных государств, но и самих американских союзников по НАТО. В этих условиях — считали Эйзенхауэр, Даллес и их ближайшее окружение, делавшее «реальную политику», — необходимо прибегнуть к шоковой терапии: застращать и противников, и союзников, и нейтралов «новыми возможностями» США в сфере стратегических вооружений, демонстрацией агрессивной решительности нового американского руководства. Короче говоря — надо блефовать, повышая ставки в игре, для того чтобы иметь больше шансов осуществить на мировой арене свою линию.