«Борцов за ограничение вооружений» в администрации Рейгана пугало не расползание ядерного оружия, увеличение его смертоносности и количества, а возможность расширения антиядерного движения в США, присоединения к нему «церквей, лояльной оппозиции и, что, возможно, самое главное, слоев обычно пассивной общественности», используя фразу из одного из документов АКВР.
Параллельно с попытками ошельмовать тех в США и других странах Запада, кто пытался противодействовать ее милитаристской политике, администрация делала все возможное, чтобы свалить на СССР ответственность за нагнетание международной напряженности, за срыв переговоров. Особенно явными эти усилия были в преддверии XXVI съезда КПСС.
В дополнение к уже навязшим на зубах обвинениям СССР в «агрессивных намерениях», «экспансионизме», Хейг и сам Рейган выступили с заявлениями о том, что Советский Союз-де «поддерживает международный терроризм» (эту клевету позже не смогли подтвердить даже послушные Белому дому ФБР и ЦРУ). В ход пошла просто грубая брань в адрес нашей страны.
Тактика провокаций потерпела поражение. Но в Вашингтоне не унимались.
Борьба против движения миролюбивых сил и проталкивание новых военных программ занимали большую часть времени деятелей, официально отвечавших в республиканской администрации за ограничение вооружений. Но одновременно наиболее опытные из них стали понимать, что простыми наветами на движение не отделаться. Они стали опасаться, что если Вашингтон вообще откажется от переговоров, то может вызвать такую реакцию общественности, что западноевропейские правительства, и прежде всего руководство ФРГ, вынуждены будут отказаться от развертывания новых ракет. Государственный секретарь Хейг и помощник по европейским делам Иглбергер, оба бывшие сотрудники Белого дома в администрации Никсона, с большим трудом в конце февраля 1981 года заставили окружение президента вставить в его речь при встрече с премьер-министром Великобритании упоминание о том, что США придерживаются обеих частей «двойного решения».
Но когда в марте Иглбергер поехал в Европу, правые приставили к нему заместителя директора АКВР Майкла Пиллсбери, деятеля, настроенного более воинственно, чем даже его босс Ростоу. Задача Пиллсбери заключалась в том, чтобы «удержать более чем консервативного Иглбергера от того, чтобы он «продал Америку», конкретно — согласился на скорое возобновление переговоров», — писал известный американский журналист и специалист по ограничению вооружений Строуб Тэлбот.
С трибуны XXVI съезда КПСС Советский Союз предложил прекратить размещение новых и замену имеющихся в Европе ракетно-ядерных средств средней дальности, принадлежащих СССР и странам НАТО. Поскольку срок размещения американских ракет наступал через два года, а советские ракеты уже развертывались, предлагалась по сути дела мера односторонней сдержанности. Она была отвергнута НАТО. Американская администрация не пожелала расчищать дорогу для переговоров и облегчать достижение соглашения в случае их начала. Но давление на Вашингтон возрастало.
Из западноевропейских столиц поступали тревожные сигналы. Вот как описывал ситуацию, сложившуюся в первой половине 1981 года, известный американский специалист-международник Ричард Барнет: «К 1981 году все политики в Западной Европе были обеспокоены движением за мир. Еще до того, как Рейган вступил в должность, осенью 1980 года 250 тысяч человек провели демонстрацию в Бонне, протестуя против решения о размещении крылатых ракет и «Першингов-2» в Западной Европе. (Почти одновременно 200 тысяч человек вышло на улицы Флоренции, 150 тысяч — Лондона. — Авт.) В начале правления Рейгана вашингтонские чиновники отмахивались от этого движения как от собрания «вечно недовольных», подкупленных и оплачиваемых Москвой. Но политики в ФРГ, Голландии, Бельгии, Великобритании, Италии знали правду. Среди народов Западной Европы широко распространился и возрастал страх перед войной. США, а не СССР, представлялись теперь главной угрозой миру». И это несмотря на интенсификацию натовской пропаганды, пытавшейся доказать обратное.