– Спасибо, – наконец выдохнул Хуан. – Надо же было додуматься провести выходной, играя в поезд с этими сорванцами! Больше им меня на такое не уговорить. Хотя день все равно не пропал зря, раз я встретил вас и раз вы смеетесь. Внимание, внимание, поезд отправляется, отойдите подальше от путей!
Раздался свист, а потом из горла молодого человека вырвались пронзительные гудки паровой машины, которая медленно стронулась с места в облаке пыли и стала постепенно набирать скорость, увлекая за собой гирлянду детских лиц и ног. Хуан в последний раз обернулся, чтобы послать Аните воздушный поцелуй, поезд продолжил путь в сторону медины, и еще долго не затихали радостные крики за спиной у машиниста.
Через пустырь протянулись невидимые рельсы, и смех Аниты оказался в центре тайной железнодорожной сети. Все стрелки страны теперь направляли к ней. При первой возможности Хуан сворачивал в ее двор. Он запомнил, в какие дни и часы ее можно там застать, и расписание установилось очень быстро. Неизменно пунктуальный, он стучался к нам, и Анита выскакивала за порог встречать его. Они так и стояли во дворе, на небольшом расстоянии друг от друга, словно между ними была парочка воображаемых человек, смеялись и отмахивались от детей, которые мухами вились вокруг.
Через месяц Анита наконец решилась вынести ему стул, и они уселись рядышком у стены. Поскольку дело явно шло к очень серьезной истории, матери бранили детей, слишком близко подбиравшихся к совсем новенькому счастью. Все соседки были начеку, они вполголоса обсуждали зарождающийся роман старшей дочери портнихи и молодого машиниста локомотива. Этот славный парень, вежливый и услужливый, всех их обхаживал так, словно они – его будущие тещи. Во дворе Хуана любили не только дети, он всегда был мил и приветлив с каждым. От него исходила незатейливая открытая радость, которой он щедро делился со всеми, достаточно было на него взглянуть и улыбнуться ему – и ты получал свою долю счастья.
Он несколько раз в неделю приносил овощи и дичь, подкармливал маленьких Караско. Теперь, когда он жил один, ему больше некого было баловать. Его отец-каменотес пятнадцать лет назад перебрался со всей семьей на этот берег Средиземного моря в поисках работы, но так тяжело заболел, что пришлось ему возвратиться на родину. Болезнь была из тех, о которых помалкивают, постыдная болезнь. Хороший был человек, но очень уж любил женщин. Хуан в Испанию не вернулся.
– До того дня, когда ты мне улыбнулась, мне ни к чему не хотелось притрагиваться, кроме моего стального локомотива. А теперь я так сильно тебя желаю, что весь горю, сидя рядом с тобой и не прикасаясь к тебе. Я хочу на тебе жениться! – одним духом выпалил он, не осмеливаясь взглянуть ей в лицо.
– Но ведь я уже мать, – после долгой паузы ответила Анита, – я мать всем моим сестрам, я должна вырастить их, прежде чем заводить собственных детей. Если мы поженимся, ты будешь страдать еще сильнее, потому что мы не сможем друг к дружке прикоснуться, пока последняя из моих сестер не выйдет замуж. Когда ты на меня смотришь, мне словно нож в бок втыкают, и мне тоже хочется прикоснуться к тебе. Соледад всего пять лет. Как мы сможем удержаться?
– Если ты так решила, мы будем любиться на словах.
– Если бы я потрогала тебя вот здесь, над губами? Чего бы тебе захотелось?
– Мне захотелось бы большего.
– Больше ласк, больше поцелуев?
– Мне захотелось бы, чтобы ты была рядом голая.
– А когда ты представляешь меня голой рядом с собой?
– Я хочу войти в тебя.
– Вот видишь, мы не сможем ничему помешать, если станем спать вместе, если станем обниматься, я отдамся тебе, и у нас будет куча детей. А я не могу заводить других детей, я не могу так поступить. Я не такая сильная, как ты, я не смогу тащить за собой больше детей. Я слишком рано стала матерью.
– Но я буду рядом, я помогу тебе!..
– Мужчины не понимают, как много весит ребенок.
– До чего же сложная у вас семья! – не переставая улыбаться, вздохнул Хуан.
– Я так тебя желаю, что мне как будто пописать хочется, – шепнула она, одновременно помахав через двор соседке, вышедшей посидеть в тенечке.
– Дурочка, что ты болтаешь?
– Это правда, – смеясь, продолжала она. – Я что-то такое чувствую внизу живота, так и крутит, так и разбирает, а груди прямо лопаются.
– Что ж, если хочешь знать, я не смею пошевелиться из опасения, что через штаны будет видно, как ты на меня действуешь, – расхохотавшись, признался он. – Я бы тебя прямо сейчас завалил за кустами, хоть ты и мать!
– Представь себе, что мы лежим за этим кустом, – куда тебе хочется, чтобы я положила руки?
– Такое вслух не произносят.