Говорила Фраскита и с дочерью, с самого первого дня. Моя старшая сестра Анита еще до рождения купалась в словах. Среди прочего Фраскита рассказала ей и свою историю. Она вышивала рассказы по канве самых обычных вещей и была неистощима на эти истории.
Анита, будто захлебнувшись в потоке речи швеи, не произносила ни слова, но, в отличие от бабушки Франсиски, которую начинала беспокоить немота бойкой и смышленой малышки, Фраскита не придавала этому значения. Она так хорошо понимала дочку, что обходилась и без слов, жест, взгляд, улыбка – и все ясно.
Примерно тогда же под ее окнами снова заиграл аккордеон.
Вдова Караско умела вести дом, и ее невестке хватило денег на все то время, что муж провел на птичьем дворе. Но большую Лусию, чьи дела пошли в гору, финансовое положение Фраскиты заботило.
Деревенские парни не смели даром валять по кустам красивую шлюху с тех пор, как она подобрала бродячего пса, до того свирепого, что всякий, пытавшийся уйти, не заплатив, рисковал остаться без штанов.
До Лусии долетали разговоры о прекрасной невесте, увядшей в день свадьбы, и она, зная, что больше никто на помощь Фраските не придет, нашла способ дать ей немного денег – принялась есть яйца.
Она покупала их дюжинами, и Фраскита с каждым днем все сильнее удивлялась такой прожорливости. Но ни одна из них ни о чем другую не спрашивала.
Встречаясь каждый день, они обменивались лишь несколькими необходимыми словами: здоровались, одна спрашивала, сколько надо яиц, другая – сколько с нее причитается, и на этом все.
Однако они не сразу расходились, подолгу стояли молча и вздыхали.
Швея с нетерпением ждала этих встреч, размерявших ее жизнь, и не могла уснуть, если вечером аккордеон был занят где-то еще и не приходил ее убаюкать.
Однажды, кормя мужа, моя мать почувствовала, как по его хребту пробежала дрожь. Хосе уже не смотрел в одну точку, что-то в нем пробуждалось, он начал размахивать руками, отгоняя кур. Первой жертвой стала часто донимавшая его маленькая рыжая курочка, которую обижали другие. Когда он пнул ее, она подскочила и с кудахтаньем пустилась улепетывать. Больше она к нему не подходила, только косилась издали.
Он взобрался на первую ступеньку.
За полгода он поднялся на самый верх, обгоняя каждую курицу и задирая каждого петуха, от самого слабого до самого сильного. Одолев первые ступеньки, он без особого труда подчинил себе всех пернатых. Только с хозяином курятника ему пришлось попотеть, человек и птица изрядно друг друга пощипали. Фраскита лечила обоих противников – и пестрого красавца-петуха, ошеломленного тем, что его свергли с престола, и молчуна, возглавившего теперь куриное общество и, наверное, все еще считавшего себя птицей.
Теперь ни один самец не мог безнаказанно топтать курицу – человек-петух на него налетал, заставляя наглеца поплатиться за оскорбление величества.
Моя мать, все более пристально наблюдавшая за воинскими подвигами мужа, встревожилась, заметив, что ни одно подложенное под наседку яйцо не наклевывается. Увидев, что ни один цыпленок не вылупился, она не стала стряпать из собранных яиц, а в ярости их перебила.
Возмущенная новым поведением мужа, она теперь кормила его нехотя, мыла грубо и, хотя два года перед тем упорно старалась его разговорить, ни слова больше ему не сказала.
И вот когда она уже собиралась свернуть шеи всем своим курам, муж снова на нее поглядел.
Он сидел голышом, опустив ноги в таз, и, пока она терла ему живот, член и ляжки, внезапно отвлекся от куриных перышек и засмотрелся на длинные темные волосы жены. Моя мать тотчас заметила пробудившийся у мужа интерес, подняла глаза на его пышущее вожделением лицо, но, увидев, как он по-птичьи дергает головой, со всех ног бросилась в дом.
Голый муж погнался за ней, настиг на лестнице, схватил, и его член долго тыкался в юбки, неуклюже пробираясь к ней. И пока человек-петух стонал у нее за спиной, она не кричала, помня о спящей Аните.
Внезапно Хосе из нее вышел, резко встряхнулся и пригладил несуществующие перья. Несколько раз запрокинул голову, выбрасывая вперед подбородок, и замер, уставившись круглыми глазами на тело жены, ждавшей с задранными юбками, чтобы существо, только что ее изнасиловавшее, вернулось в свой курятник. Он еще какое-то время подергивался, удивленно разглядывая роскошные круглые ягодицы, обрамленные тканью, и постепенно его тело успокоилось. Он потянулся к ней, осторожно погладил по белой коже, и Фраскита вскрикнула от неожиданности, почувствовав нежное прикосновение пальцев Хосе. Тогда он отдернул руку, будто обжегся, и, запинаясь, пробормотал, что хочет одеться.