Фраскита вскочила. Даже не оглянувшись, она убежала в спальню и, схватив в охапку штаны, рубаху и куртку, вернулась в кухню, где изрядно смущенный своей наготой Хосе замер в человеческой позе.
Он оделся, налил себе большой стакан вина, улыбнулся жене и пошел в мастерскую.
Девять месяцев спустя Мария под вопли Фраскиты расстилала свежие белые простыни.
Анхела
Мастерская гудела под ударами колесника, кровать скрипела, Фраскита голосила, зрительницы-соседки ее подбадривали, а куры мирно кудахтали во дворе.
Все в этой непременной разноголосице родов шло как надо.
Внезапно Мария, побледнев, отправляет самую младшую из соседок за Бланкой, та убегает, кумушки, проводив ее любопытными взглядами, перешептываются, но повитуха резким жестом велит им замолчать, чтобы ничто не дошло до ушей вопящей Фраскиты.
– Отлично, детка, поднатужься в последний раз! Ребенок уже на подходе, я вижу головку! – говорит Мария.
Услышав это, соседки, подхваченные тем ветром паники, что сопровождает всякого новорожденного, всей толпой кидаются к двери и натыкаются на массивное тело Бланки. Тут они пугаются еще сильнее и, отпихнув толстуху, вырываются наружу, а младенец уже горланит у них за спиной.
Негромко выругавшись, Бланка приближается к по-утиному крякающему липкому комочку в руках у Марии.
И тут до Фраскиты доходит, что в комнате появился кто-то еще. Обе повитухи заслоняют от нее младенца.
У изножья кровати порхают несколько перышек.
Молодая мать выбилась из сил и сорвала голос, она еще не может заговорить, расспросить.
Повивальные бабки, склонившись над младенцем, перерезают пуповину.
– У тебя снова девочка! – не поворачиваясь к постели, бросает Мария.
В дверь стучат соседки: лохань с горячей водой приготовлена!
Бланка идет за ней к порогу, бормоча молитвы на языке, напоминающем Фраските тот, что использовали для воскрешения мертвых, те слова, которые она заучила, но еще ни разу не произнесла, дремлющие в ней страшные слова.
– Почему ты позвала Бланку? Что происходит? Дайте же мне моего ребенка! – с трудом произносит она.
– Я боялась, что дело обернется плохо, и Бланка пришла на подмогу. Ты получишь малышку, как только мы ее искупаем.
Обе женщины хлопочут у лохани в облаке белого пуха.
– Это что же… перья? – шепчет моя мать.
Бланка оборачивается к ней с широченной улыбкой простой и сильной женщины.
– Не волнуйся, не ощипываем же мы твоего ребенка! Я, представь себе, как раз ощипывала птицу, когда за мной послали, пришлось мне бросить дело на половине. Несколько перышек пристали к моему платью. Но ты не беспокойся, я не оставлю твою комнату в таком виде. Мы все приберем перед уходом!
Мария занимается последом, изучает его со всех сторон, а Бланка купает малышку, которую все еще упорно скрывают от матери.
– Да покажите же мне мою дочку!
– Сейчас, дай только запеленать! – невозмутимо отвечает цыганка.
Дочитав последнюю молитву, она наконец отдает Фраските ребенка, крупного краснолицего младенца, и та радостно его принимает.
– Когда ребенок крупный, лучше иметь под рукой двух таких женщин, как мы. А имя ты для нее уже выбрала? – спрашивает Мария, свернув запятнанные простыни.
– Нет. Я думала, у меня будет мальчик.
– Тогда назовем ее Анхелой, – хохотнув, предлагает Бланка, пока Мария поспешно собирает с пола белый пух и кое-как заталкивает его в подол.
Повитухи с довольным видом переглядываются и прибавляют:
– Завтра снова придем, приложим ее к груди.
Усталые повитухи, прихватив грязные простыни, вышли из комнаты. Немного посидели рядышком на скамье в кухне. Потом Бланка вытащила из-под юбок свою неизменную серебряную фляжку, наполнила водкой несколько маленьких стопочек, и они молча осушили их залпом одну за другой.
Стоя вокруг стола, соседки наблюдали за ними, дожидаясь знака.
– Скажите отцу, что он может войти и что у него еще одна писюха, – наконец проворчала Бланка, утерев рот тыльной стороной ладони. – Послед можно зарыть, он там, в ведре!
Вернувшись в комнату, соседки заметили кое-где прилипшие к полу мокрые окровавленные перышки, и тотчас побежал слух, что кумушки помыли и ощипали малышку и назвали ее Анхелой до того, как явить миру и матери.
– Это все куры виноваты! Хосе слишком тесно общался с проклятыми тварями. Уж поверьте мне, то, что противно природе, даром не проходит! Вот увидите, в день, когда бедняжка закудахчет, этим кумушкам придется во всем признаться.