До тех пор, пока в нее не влюбился Эредиа, всех это устраивало, но тут мужчины взглянули на нее по-другому: от ее волос повеяло золотом, и они стали платить дороже за то, чтобы ласкать ее прекрасное шелковистое тело, прикоснуться к гранатовым губам. Они желали ее не потому что она была рядом, только руку протяни, а это всегда лучше, чем развлекаться в одиночку, но потому что стали думать о ней, не видя ее, и видеть ее на каждом холме, за каждым камнем, за любым поворотом дороги – повсюду, где ее не было. Лусия стала недоступным наслаждением, господским наслаждением, и жены подмечали взгляды мужей, обращенные на нее. Эта женщина, которая считалась принадлежащей всем, ускользала от них, и чем больше она ускользала, тем более явной, жестокой и даже оскорбительной становилась ее красота.
В один прекрасный день Лусия закрыла дом и поселилась в поместье с Эредиа и тремя его сыновьями, которые тоже жили там с женами и детьми. Дом был достаточно велик, чтобы они не терлись друг о друга, в длинных коридорах всегда успеешь нацепить подходящую маску.
Старик не задавался вопросами, Лусия вошла в его жизнь так явственно и плотно, что отказаться было невозможно. Он, уже угасавший, оказался в гуще наслаждения, почувствовал, что собирается воедино между ее мускулистых ног, и никто и ничто не смогло бы заставить его отказаться от блаженства быть цельным.
Десятилетиями пыль оливковой рощи, которую он ел и пил и дышал этой пылью, оседала на его коже зрелого мужчины, на его волосах и радужных оболочках, и все так давно сделалось пресным. И однажды вечером, когда он думал о своем четвертом сыне, самом младшем, самом нежном, – о том, что решил уйти на север, – вечером, когда он прогуливался в одиночестве по этой так похожей на него земле, он встретил ее, на ней было платье с блестками, и в тот вечер он увидел, как навстречу ему идет кусочек звездного неба.
Она молча подошла к нему, стряхнула с него пыль и крепко обняла гибкими теплыми руками – до того крепко, что ему показалось, будто он умирает.
Она оживила его среди олив, на глазах у желтого пса. Так, значит, у него все еще было тело – тело, которым она в тот вечер завладела навсегда. Она миловалась с ним, позабывшим плотскую любовь, а потом ушла, ничего не потребовав, и он еще долго стоял один, слушая удаляющуюся вприпрыжку песенку аккордеона.
С тех пор он каждый вечер приходил в оливковую рощу и в конце концов снова встретил их – ее, звездное платье и желтого пса.
Лусия, вечная невеста, действовала не по расчету. Она взяла в ночи этого мужчину, чтобы выдрать у жизни что-то такое, что стало бы ее собственностью. Она подобрала его, будто упавший плод. И мало-помалу они стали жить лишь ради этих мгновений любви в оливковой роще, все их дни устремлялись к минуте встречи.
Однажды утром Эредиа решил пригласить Лусию к себе, поселить ее вместе со своей семьей, и никто не протестовал против воли патриарха, в глазах которого мерцали блестки платья прекрасной Лусии. В конце концов она стала надевать это испещренное светом ветхое платье, которое они так любили, только для него, только когда они были наедине.
Вот каким образом проститутке, казалось, удалось уйти от своей участи пропащей девки.
Но жизнь в замке не смягчила ужасного желтого пса, который повсюду следовал за женщиной и ее лошадью. Он останавливался на окраине деревни и ждал хозяйку в темном закоулке. Во двор замка он тоже не входил, ночевал один в оливковой роще. Он не любил людей, и ничто не могло заставить его забыть о том, что с ним делали некоторые из них. Он был начеку.
Эредиа не почувствовал, что умирает. Однажды утром Лусия обнаружила его мертвым рядом с собой. Деревня подчеркнуто облачилась в траур, люди громко плакали, достойно обливались крупным потом в недрах черных одежд, и процессия, провожавшая тело в последний путь, была самой прекрасной из всех, какие помнила Сантавела. Единственным блестящим пятном во всей этой тьме была Лусия, посмевшая по такому поводу вырядиться в свое платье с блестками.
Она не видела, откуда в нее полетел первый камень.
Трое сыновей Эредиа, присутствовавшие на церемонии, и пальцем не шевельнули, чтобы ее защитить. Они так долго боялись, как бы отец не женился снова и как бы у него не появились дети от второго брака, что этот неизвестно откуда прилетевший первый камень, возможно, был брошен по их заказу.
Лусия попыталась убежать, упала, и желтый пес, всегда за ней приглядывавший, предвидевший это и следивший издали за церемонией, под градом камней бросился вперед. Он защитил хозяйку, прикрыв ее своим телом.
Фраскита завопила, ее одинокий крик прорезал толпу, и камни лететь перестали. И тогда Бланка, Мария и моя мать направились к сплетенным телам собаки и женщины.