После, когда птичий двор усеяли окровавленные перья и останки побежденных, он медленно обошел свои владения и долгим криком возвестил о себе живым. Куры не сводили с него круглых глаз. Став их единственным господином и повелителем, он кинулся на них с еще обагренными кровью отца головой и шпорами, утоляя яростное желание, захватившее его с утра и обозначившее зарю брачного сезона.
– Надо отстричь у тебя эти выросты, за них слишком легко ухватить, они тебе помешают! Посмотри-ка! Кровь льет ручьем и тебя ослепляет! Гребень, серьги – все долой! Эти украшения слишком хрупкие и никчемные. Если противник тебя за них ухватит, запросто выпустит кровь. Но какой же ты лютый! Тебя не надо учить ненавидеть ближних, ты с этой ненавистью родился! Ну, девочки, за дело! – прибавил Хосе, повернувшись к жене и дочерям. – Надо всех их ощипать! Что не сможем съесть сами – продадим соседям. А тебя, цыпленочек мой, я и не подумаю сделать всего лишь королем птичьего двора, у твоего хозяина на тебя другие виды!
Вскоре после этого колесник, надумав стать заводчиком бойцовых петухов, выдернул юного принца из его королевства и, вооружившись обычными ножницами, отрезал у него пунцовые выросты. Он сделал неверное движение, покалеченный петух коротко вскрикнул от боли, и Хосе перепугался, увидев, как его герой истекает кровью. Он позвал на помощь. Руки, одежда, лицо – он весь был в крови.
Анхела, ни сказав ни слова, подошла к отцу и его птице и остановила заливавший обоих алый дождь, приложив к ранам несколько пушистых перьев. А затем вернулась помогать матери.
Петушок был спасен.
Воинственная птица притягивала деревенских мужчин в дом Караско, все они, разделяя воодушевление Хосе, приходили смотреть, как он тренирует свое чудо, как обучает его, делает ему массаж, растирает, прихорашивает, расточает ему повседневные заботы. Петух, в одиночестве сидя на раскачивающейся перекладине, до изнеможения учился сохранять равновесие, а дети, сменяясь, гоняли его, чтобы развивать его дыхание, скорость, выносливость.
До поздней ночи в доме и во дворе звучали мужские голоса. Колесник ликовал. Он беседовал с другими, держа утихомирившегося петуха на коленях, и за разговором рассеянно приглаживал его перья.
Когда подготовка чемпиона завершилась, в деревне не нашлось ни одного пернатого, способного с ним сразиться. Никто в Сантавеле не хотел, чтобы его петух ввязывался в бой, проигранный, по общему мнению, заранее. Красный Дракон и впрямь выглядел грозно, бывший колесник подрезал ему перья – видел когда-то, как это делал бродячий птицевод.
Когда Хосе решил отправиться странствовать в поисках противника для своего петуха, его младшей дочери Кларе было почти два года.
Кларе было почти два года, а Человек с оливами не забыл женщину, залатавшую его душу.
Первый бой
Вся деревня провожала Хосе и его петуха до грязной тропинки, которая, перескакивая с холма на холм в измятом пейзаже, спускалась в большой мир. Он впряг осла в нашу ручную тележку, свалил в нее принесенные всеми подарки и дорожные припасы. Красный Дракон бесновался в клетке, а деревенские обнимали человека, своего человека, в одиночку уходившего за горизонт навстречу славе и богатству.
– Я вернусь богатым. Из красного яйца вылупился пунцовый цыпленок, и я сделал его лучшим бойцовым петухом Испании! Этот петух для нас станет курицей, несущей золотые яйца! – кричал им путешественник; в славившей его толпе он едва мог разглядеть своих детей, которые махали ему, привстав на цыпочки, и ноги у них зябли.
Он скрылся за поворотом дороги.
Но там его ждали.
На дороге стоял человек, прямой и темный в своем красивом зашитом костюме. У его ног, рядом с совсем еще юной тенью – маленькой тенью, нежной, как едва проклюнувшийся росток, детской тенью, – в решетчатом ящике дремал мерзкий петух, неподвижный и серый от летней пыли.
Человек с оливами мог предложить Дракону противника – этого найденного на его землях дикого петуха, должно быть сбежавшего из какого-нибудь цыганского табора с Востока.
– Да кто ж захочет поставить на этого ощипанного урода? – усмехнулся Хосе.
– Я! Если надо, буду играть один против всех. Встреча состоится в деревне до твоего ухода. Так мы все сможем увидеть, как бьется твоя птица. А потом ты уйдешь странствовать… – ответил ему человек, в чьем голосе иногда пробивались детские нотки.
Они договорились на деньги не спорить, Эредиа денег не хотел, денежные дела он предпочитал оставлять другим. Тут требовалось что-то более личное. Решили, что ставкой с одной стороны будет мебель из дома Караско, с другой – половина оливковой рощи Эредиа. Бой состоится на деревенской площади через неделю.