Взбираясь на камень, Мартирио споткнулась, упала, но не выпустила спящую сестренку, вскрикнула испуганно. Невидимые руки подхватили ее, не дав удариться головой о камень.
– Мы пришли, – произносит голос.
– Где мы? – спрашивает девочка, осторожно опуская на землю драгоценную ношу.
– За этой осыпью дальняя стена пещеры, где лежали раненые. Видишь, мрак рассеивается!
– А зачем ты привел меня сюда?
– Мне некуда спешить. Кое-что мне известно, но в ваших судьбах есть потаенные места, темные уголки, куда даже смерть не может сунуть нос. А теперь оставь спящую сестру в этой нише. Ее должно быть хорошо видно из пещеры. Как фонарик в темноте.
– С ней ничего здесь не случится?
– Не беспокойся, ты ее спасла. Они найдут ее. Лес в двух шагах отсюда. Если прислушаешься, до тебя долетят трели соловья и храп Квинса.
– Я могу туда выйти?
– Нет, тебе придется вернуться той же дорогой, чтобы в одиночку встретиться лицом к лицу с чудовищем, и поторопись. Идем навстречу ему!
– Чудовищу?
– Человеку. Другого чудовища я не знаю. Скорее!
И Мартирио, нехотя покинув спящую сестру, снова растворяется во мраке подземелья.
Она в последний раз оборачивается, чтобы взглянуть на Клару, слабый свет так успокаивает в этой тьме. Пока она прижимала к себе теплое, безмятежное тельце, умереть было не страшно. Теперь она совсем одна.
Людоед ненадолго останавливается в подземном зале, где за несколько минут до того отдыхала Мартирио. Принюхивается, прислушивается, озирается и в конце концов слышит приближающиеся легкие шаги. Девочки идут сюда! Он гасит фонарь, и пещера погружается в непроглядный мрак. Но не все ли равно, ему-то чего опасаться? Он хищник, его не пугают темнота и холодный ветер этого мира. Какого черта ему чего-то страшиться?
Он подстерегает добычу, которая ощупью движется к своей неизбежной погибели.
Эухенио на ощупь пропитывает лоскут ткани жидкостью из склянки. От запаха снадобья в горле слегка першит.
Шаги становятся громче. Он напрягается, готовится прыгнуть.
Девочка здесь, в темноте, он ощущает ее присутствие, вот она остановилась, но он слышит ее частое дыхание. Она одна, неподвижная и испуганная, и совсем рядом, только руку протянуть. Он кожей чувствует ее страх. Упивается им. Она нерешительно делает еще шаг и задевает его. Дольше терпеть он не в силах.
Людоед бросается на девочку, та вопит во все горло.
Заткнуть ей рот!
Вопль разносится во всех направлениях, бьется о стены, отскакивает от них, ищет выход, несется по коридорам, нарастает, изменяется, ширится, долетает до пещеры, у входа в которую разместились стражницы, вторгается в сны обеих, разрушает их.
Женщины разом просыпаются.
Зажигают фонарь. Перепуганные дети уже на ногах. Анита прижимает к себе шкатулку. Мартирио и Клара исчезли, а леденящий душу вой несется из глубины пещеры. Педро с Анхелой, не сговариваясь, бросаются туда, откуда несется крик. Проход свободен от камней. Они исчезают в нем, остальные торопятся следом.
– Заткнись, паршивка! – сквозь зубы цедит Эухенио, стараясь запихать в рот девочки заготовленный лоскут.
Мартирио в темноте пытается вырваться из огромных лап. Сопротивляется изо всех своих невеликих сил и кричит, кричит. Но людоед скручивает ее, прижимает тряпку к носу, заталкивает в рот. Она уже не может ни кричать, ни дышать, она задыхается от странной вони. Ее руки и ноги беспорядочно дергаются. Дышать! Она больше не может дышать! И она обмякает, угасает.
Крик оборвался. Сменился еще более пугающей тягостной тишиной.
Фраскита со своей оливковой сумкой через плечо останавливается в логове дракона, ожидая знака. Все ждут, затаив дыхание. И тут Педро, опустив глаза, замечает рядом с колодцем клочок бумаги, измазанный красным. Показывает на него Анхеле, и они устремляются в проход. Бланка, не поспевая за ними, подбирает листок, красный от предназначенных для нее слов. Это первая страница, слова любви.
Эухенио, хоть и сильно возбужден, однако все же понимает, что девочка – не Клара. У него стучит в висках, он прижимает к себе горячее тело, обнюхивает его. Надо уходить, он знает, что должен скрыться, что крик Мартирио, несомненно, всех переполошил. Знает, что его легко будет выследить, что листки, выдранные из книги его жизни, приведут к нему. Но не может перестать поглаживать и лизать тело, которое сжимает в объятиях. Он вытаскивает из сумки большой нож, тот самый, что несколько дней назад на дороге протягивал матери. Тот, что она не взяла.
– Так, значит, ты, потаскушка, спрятала сестру и теперь уже не можешь рассказать мне куда! – шепчет он в маленькое ухо. – Ты чуть было не испортила мне все удовольствие, дрянь паршивая. Но, видишь ли, я и с тобой счастлив! Вот так… тихонько… чувствуешь мое жало? Это ты – мой свежий хлеб, мое жаркое солнышко, гадкая девчонка!