Но когда разразилась революция и о боге вспоминать перестали, все пошло прахом для его преподобия. Люди стали грамотными, считать научились лучше его самого. Разные партии все теплые местечки в муниципалитете меж собой поделили, забыв о стыде и совести. Любой жалобщик, вздумай он затеять тяжбу, мог бесплатно получить в суде адвоката и заставить вас оплатить все судебные издержки. Святого отца теперь ни во что не ставили ни судья, ни начальник полиции. Прежде, бывало, если кто-то не окажет ему уважения, шепнет он одно лишь слово, и окажется раб божий за решеткой. Теперь все изменилось. Священнику полагалось только служить мессу да исповедовать — на то ты и слуга обществу.
Судья боялся лишь общественного мнения, как бы в газетах худым словом не помянули, и вершил суд, словно был самим царем!
Даже добро, нажитое своим трудом, собственным потом политое, и то сглазили ироды. Стоит за стол сесть, перекусить немного, так ночью всего переворачивает от боли, спасу нет. А его брат — подумать только, всю жизнь с хлеба на квас перебивался, ел только черствые корки с луком, — как страус, все что угодно переваривает в своем желудке, а придет время и умрет его преподобие, так ведь еще и все добро к нему перейдет, и станет он богачом, не шевельнув даже мизинцем для этого.
Матушка, бедная, лежала в параличе, ни на что больше не годная, — других только мучила, вынуждая ухаживать за собой. Даже племянница и та не доставляла радости. Растолстела, на всем готовеньком сидючи, ходит расфранченная, только и забот, что в церковь сходить. Или вдруг спохватится, что в грехе живет, и начнет донимать его преподобие упреками, будто он безбожник, такой же точно, как и те, кто вынуждали епископа отнять у него приход.
— Нет больше ни религии, ни справедливости, ничего нет, — бурчал себе под нос его преподобие, старея. — Каждый теперь старается выгадать. Кто гол как сокол, все у тебя норовит оттяпать, дескать, убирайся отсюда подобру-поздорову, а я твое место займу! Всякие лодыри так и суют нос в твои дела. Священников хотят превратить в пономарей, чтобы они и мессу служили, и церковь подметали, будто сторожа какие. На мессу времени не остается, столько забот прибавилось… Не хотят теперь по закону божьему жить — вот что обидно!
ПАПА СИКСТ
Такие лицедеи, как Вито Скардо, уже не рождаются больше в Милителло, особенно с той поры, как на него снизошла милость божия и он из жалкого нищего превратился в приора капуцинов, как папа Сикст [20].
Перепробовав сотни ремесел, наломав немало дров, как поговаривали, в делах амурных и в аферах с чужим добром, растеряв последнее, что у него было, подорвав здоровье, он оказался припертым к стене и тут-то наконец понял: пора сворачивать на другую дорогу.
Год выдался к тому же голодный, всходы на полях с самого начала дали понять, что зима нынче будет «веселая», и все — и бедняки, и богачи — рвали на себе волосы, когда пришла пора собирать урожай. Вито Скардо, работая на току у массаро [21]Наски, тоже ругался на чем свет стоит. Кум Наска, в свою очередь, отводил душу, раздавая пинки сыновьям, жена его с ребенком на руках смотрела воспаленными глазами на жалкие колосья, и даже младенцу приходилось нелегко, потому что ему нечего было сосать, короче, только одно отчаяние витало среди этих голых полей, ни песни нигде не было слышно, ни звуков тамбурина, и тут вдруг явился брат Анджелико — из тех капуцинов, что живут подаянием, — свежий, словно майская роза, он бодро трусил на прекрасном гнедом муле.
— Хвала святому Франциску! [22]
— Хвала, хвала, брат Анджелико! — отвечал ему кум Наска, на этот раз обойденный милостью божией. — Bac-то он, известное дело, без куска хлеба с маслом не оставит, ваш святой Франциск!.. — И он принялся ругаться самыми последними словами — как всегда ругаются в неурожайные годы.
Но брат Анджелико только посмеялся.
— А кто молит господа послать дождь или вёдро, ослиные твои уши?
Брат Анджелико в своей скромной рясе угощал щепоткой табаку одного, щепоткой другого, расточал улыбки, говорил разные добрые слова и получал взамен зерно, оливковое масло, молодое вино. И не было ему никакой нужды жать пшеницу, собирать виноград и думать о несчастьях, какие приносит неурожайный год, потому что в монастыре котел, слава богу, всегда был полным, и монахам только и оставалось, что благодарить провидение да поспешать в трапезную, когда звонил колокольчик.
— Вот это ремесло по мне, — решил тогда Вито Скардо.
Прошло немного времени, и, как господу было угодно, в один прекрасный день его нашли избитым до полусмерти в поместье Скарикалазино — то ли застали там, когда он собирал оливы без разрешения хозяина и без рясы святого Франциска, то ли пытался наставить рога хозяину Скарикалазино и ему пришлось убраться восвояси. Так или иначе, проучили его как следует, бедного Вито Скардо, — еле жив остался и по такому случаю решил исповедаться у самого приора [23]капуцинов.
— Падре Джузеппе Мария, — сказал он, искрение раскаиваясь, — падре Джузеппе Мария, или я отправлюсь на тот свет, или обещаю изменить свою жизнь и постричься в монахи.
— Ладно, ладно. Еще успеется.
Настоятель подумал, что это обычная болтовня человека, попавшего в беду, и пообещал помочь, лишь бы отвязаться. Однако это оказалось вовсе не пустой болтовней. У Вито Скардо была дубленая кожа и упрямая голова. Разве он не задумал изменить свою жизнь? А слуга божий разве не наобещал ему с три короба? Когда настоятель месяц спустя увидел, что тот снова явился к нему здоровехонький и все с той же просьбой, он даже перекрестился:
— Ты — в монахи?! Только этого не хватало!
— А вы, ваша милость, разве не продвигались вверх? Даже приором стали!
Ну что бы вы тут сделали? Такой мерзавец этот Вито Скардо, провонявший всеми семью смертными грехами! Однако он клялся и божился, что стал совсем другим человеком! Взяли его на проверку. Столько он наговорил всякого несчастному приору и так упрашивал, что тому ничего не оставалось, как взять его на пробу — поставили на довольствие, дали рясу и определили монахом-прислужником.
— Если ряса сотворит чудо, значит, это поистине святая вещь, сын мой!
Ладно, либо ряса сотворила чудо, либо и в самом деле нужда заставила, только Вито Скардо стал примером для всей общины. Честный, скромный, благоразумный — на женщин не смотрит, даже если встретит их на дороге. А милостыню просить умел так ловко, что цены ему не было, лучше брата Анджелико, и этим все сказано. Люди, видя, как он изменился — ну прямо святой! — говорили:
— Это сотворил святой Франциск. — И подавали милостыню.
Однако еще мешала ему жить эта дрянь, которая хотела лишить его куска хлеба, эта кума Меника, жена Скарикалазино: после того как мужа ее отправили на каторгу за избиение той ночью, она искушала его даже в церкви, обжигая пылкими взглядами и подсылая с записочками то одну приятельницу, то другую. Однажды, когда он возвращался поздно вечером после сбора подаяния и на дороге не было ни души, она как прижмет его грудью к ограде своего участка, после того-то, как поставил ее в дурацкое положение — ни вдова, ни мужняя жена!.. После того, что она сделала ради него!.. Как терпела мужнины побои!.. Да, да! Вот они, синяки! Едва ли не разделась прямо там же, где была, за изгородью. Изгородь густая, время позднее, на дороге никого… Славный святой Франциск, если Вито Скардо устоял тогда, как Иосиф Еврей [24], то заслуга в этом целиком ваша.
20
Папа Сикст V — Феличе Перетти — был сыном бедных пастухов, сам пас свиней; в 13 лет вступил в орден францисканцев и сделал блистательную духовную карьеру.
22
Святой Франциск Ассизский (Джованни Бернардоне) — итальянский религиозный деятель, основатель ордена францисканцев, причисленный к лику святых.
24
Намек на отказ молодого Иосифа от домогательств жены Потифара, приближенного египетского фараона. Иосиф, сын патриарха Иакова, был продан братьями в Египет, вошел в милость к фараону и стал его первым помощником в управлении страной. За свою красоту был прозван Прекрасным.