– Надо же, – спокойно произнес Нэддон. – Спасибо.
– Было бы за что, – пробурчал Андрей. – Почему сразу не сказал?
– Только что заметить, – ответил американец так, что Андрей решил сразу: врет. – Well, теперь ждать «таблетку»? Да?
Андрей коротко рассмеялся.
– Размечтался.
Нэддон не понял.
Андрей объяснил: «таблетка» от того, что получила сигнал бедствия, не станет летать быстрее или рулиться маневреннее. Она остается все той же здоровенной планетарной железной лягушкой, с точностью прыжка плюс-минус двести метров – и то если пилот очень постарается; на точный режим у нее, скорее всего, уже не хватит топлива… А даже двести метров на Ганимеде – это торосы, утесы, расщелины, глыбы льда, лужи льда, и высматривать два скафандра в условиях привередливой радиосвязи – задачка не из легких. А время…
– Да, время идет, – согласился Нэддон. Поднял левую руку снова, оглядел. Темно-коричневая окалина распространилась уже до локтя вниз и приближалась к сгибу плеча вверху, а там и самое уязвимое место недалеко: крепление шлема. Андрей почувствовал, как жуткий холодок зародился где-то пониже солнечного сплетения и пополз по ребрам и хребту, обнимая все его существо, и он понял, что это страх.
Ведь Нэддон может погибнуть. По его вине.
Что, ребята, заскучали? Я вам так скажу: вы просто знаете, чем все кончилось, и это всегда прекрасно. Примерно как смотреть на своего оболтуса и думать: хрен с этим тупицей, зато тогда мне точно было хорошо! Этот Эндрю, он неплохой парень, он ведь сразу (выразительно подмигивает) запустил экстренную ракету. Кстати, вы знаете, это ведь исконно русский обычай: если жизнь становится кисловатой, надо запустить что-нибудь повыше, и желательно в космос. А если от этого кому-нибудь станет хреново, то можно с ним поговорить и выпить vodka. (Смех, свист, улюлюканье.) Русский летающий танк-мутант, который они нам с вот такими честными глазами выдают за, вы не поверите, машину пехоты, маленькая такая машинка маленькой русской пехоты! – это штука со всех сторон просто отменная. Она как конструктор «Лего», открутил там, прикрутил тут – а она все работает; ну-ка, ну-ка, еще открутил, еще прикрутил – работает! нет, это уже интересно, а если вообще вот тут все открутить, а тут прикрутить – оу! да это же balalaika! (Смех, аплодисменты.)
Но речь не о технике. База, конечно, услышала экстренный вызов Эндрю. Теперь ей надо было достучаться до русской «таблетки». (Изображает стук по броне.) Эй! Есть кто дома? Знаете, тут у нас два чудилы, наш и ваш, терпят небольшое бедствие, вы не заглянете к ним, спасибо, до свиданья. Как назло, в это же время порочный старик Юп в очередной раз воспылал страстью к своему милому дружку виночерпию… Ну вы же понимаете, чем занимались древний римлянин и древний грек, напившись вина. В общем, над Ганимедом и окрестностями начиналась магнитная буря, и связи не получилось. То есть у кого-то, может, и получилось, но у наших парней – нет.
– Связи нет, – сказал Андрей.
– Нет, – подтвердил Нэддон через несколько секунд.
– Ждем, – сказал десантник. – Трасса здесь, они нас увидят.
– С высоты три километра? – скептически поинтересовался Нэддон.
– Тут место ровное, – проговорил Андрей. – Я думаю, пилоты его приметили для прыжка.
– Я думал, что вашей «таблетке» без разницы, ровное место или нет, – сказал Нэддон. – Она же не опускается ниже скольких там метров?
– Не опускается, – подтвердил десантник. – Но все равно прыгать лучше на ровное место. На всякий случай.
– На всякий случай, – повторил американец. – Это да, it’s very… по-русски.
Андрей не стал отвечать. Взаимные выпады, или, как называл эти препирательства лейтенант Мальцев, «межкультурные апперкоты», были основной формой беседы между русскими и американцами на Ганимеде, да и на других международных станциях. При том что люди туда шли подготовленные, подкованные и с широкими взглядами: Нэддон, например, был по убеждениям левый демократ, хорошо говорил по-русски и неоднократно бывал в СССР не только по службе.
– Эндрю, – заговорил Нэддон. – Мне нужна твоя услуга.
– Конечно, – осторожно сказал Андрей. Очень уж просто звучал голос американца.