Ну, допустим, я диссертацию еще на Земле защищала. А в целом – да, именно такими были и мы. Первое поколение, родившееся в обновленном Союзе. Дети новой эпохи! На родителей поглядывали свысока, все лишнее безжалостно клеймили «отрыжкой потребительского общества». Стихи, да… разговоры до утра на студенческих кухнях, дискуссии о прошлом и о будущем. Восторг от получения первой «настоящей» темы исследований. Будущее лежало в раскрытых ладонях; казалось, из всех проблем, стоящих на пути, страшнейшая – злой научник, в пятый раз заставляющий переписывать статью, да функционеры с кафедры, надоедающие со скучной отчетностью. У, бюрократы, ретрограды, пережитки капитализма! Нет уж, в космос мы их с собой ни за что не возьмем. Чтобы перешагнуть этот барьер, нужно мыслить творчески, нестандартно. Новая наука будет синтезом науки и искусства, вещали особо вдохновенные субъекты, запрыгивая в порыве вдохновения на стол. Космос – это поэзия, космос – это музыка!..
… музыка грохочущих по рельсам пятитонных контейнеров.
Я ведь не жалуюсь. Работая здесь, быстро понимаешь: такую роскошь, как «узкая специализация», внеземные колонии и базы не скоро смогут себе позволить. Поэтому кандидаты наук принимают грузы, доктора занимаются сваркой в вакууме, инженеры ухаживают за опытными теплицами, и так далее. Слишком мало нас тут, окопавшихся в окружении враждебной и чуждой среды. Тут не до церемоний: руки есть – хватай инструмент и делай что-нибудь полезное. Ну и, конечно, основных обязанностей твоих никто не отменял. Вот сейчас моя обязанность – понять, почему при добавлении в сообщество бактерий, успешно перерабатывающих марсианскую почву, всего одного вида, все сообщество работать перестает. Причем не во всех пробах, а каким-то совершенно, на первый взгляд, случайным образом.
И топаем мы с понуро опустившим плечи аспирантом в лабораторию, где нас ждут бесконечные горы чашек Петри, заполненных красноватым марсианским грунтом.
Знаю я, куда он «намыливался» – к инженерам в отсек. Зазноба там у него, как донесла до меня «голубиная почта» местных сплетен.
А работать кто будет, спрашивается?
Так вот и превращаешься в мерзкую занудную тетку. Но я ведь права, нет?
Не цветут еще на Марсе яблони, чтоб под ними детишек делать. Не цветут, проклятые! Им, чтоб цвести и расти, почва нужна. И магнитное поле, чтоб атмосферу держать. С проблемой поля, допустим, физики с инженерами сейчас возятся, вроде есть у них разумное решение, для начала, можно и в закрытых теплицах выращивать… А вот почва – образование, что называется, биогенное. Без живых организмов, получается, взять ее неоткуда. А кто у нас самые неприхотливые и быстро размножающиеся живые организмы? Собственно, бактерии и есть. И к радиации некоторые устойчивы, и к замерзанию. И полезными генами, эту устойчивость передающими, они друг с другом радостно «поделятся» – никакой генной инженерии не надо. Хотя, конечно, и без нее в нашем проекте не обошлось. А началось все с бактерий-экстремофилов. Ну, таких, что обитают черт-те где. Некоторых с глубоководья достают, некоторых – на свалках ядерных отходов откапывают. Их-то в итоге советская наука и наградила правом первопроходцев в деле колонизации Марса. В Европе и Штатах тоже, конечно, разработки велись, но мы успели первыми. Застолбили, так сказать, приоритет.
Помню ту пресс-конференцию, где шеф распинался про нашу уникальную бактерию. А мы все стояли с серьезным видом, сдерживая неуместное хихиканье: ох и намучились мы с этой «неприхотливой» тварью, пока подобрали нужные условия!
Давным-давно, десяток лет назад и за примерно триста миллионов километров отсюда, болтая с симпатичными юношами-физиками или, и того пуще, с математиками, я не стеснялась обронить кокетливое замечание о том, что для точных наук мне недостает «строгости мышления». Сейчас, вперив в такого юношу тяжелый взгляд архетипической «зловредной тетки», я бы продолжила: «… зато мне хватает крепости нервов, чтобы работать с живыми объектами!»
Представьте себе, уважаемые адепты точных наук, что у вас в расчетах, скажем, число «пи» каждый раз получается немного иным. Ужас, правда? А у нас это – обыденное явление. Живые системы, чтоб их. Нелинейно, хаотически, спонтанно и беспрестанно изменяющиеся. Эволюционирующие и приспособляющиеся. Даже самые крохотные бактерии – сложные молекулярные машины, сложнее всего, что когда-либо придумало человечество.
Теории хаоса давно пора покинуть сферу математики и стать краеугольным камнем биологии, мрачно думала я десять минут спустя, когда Никита, наспех облаченный в костюм биозащиты, извлекал из термостата очередную партию чашек с грунтом.