– Да не будет ему никаких дисциплинарных взысканий, – устало повторила я в очередной раз. – Все, что мне нужно, это график включений-выключений вашей установки и хоть примерное время, когда мой лаборант заходил в сектор!
Разумеется, наш сектор экранирован от всех посторонних полей и излучений. Разработчики проекта базы учли, что биологам придется работать в непосредственной близости от других отделов, и не могли допустить, чтобы их эксперименты повлияли на наши. Чего они не учли, так это непреодолимой силы притяжения, возникающей между влюбленными. И того, что лаборант-биолог, едва поставив очередной эксперимент, понесется тратить свободное время на помощь инженерам с физиками, подбирающими конфигурацию искусственного магнитного поля. Они бы и рады всю планету опутать своими сверхпроводниками, но этого им пока что никто не позволит – в особенности китайцы в своей зоне, у них свой проект имеется. Да и американцы вот начали подтягиваться, небось, тоже вылезут со своими разработками. Смешно становится, если задуматься: по одному шарику ползаем, а программы терраформирования у всех разные. Будто бы о разных планетах речь.
Оно и на Земле-то смешно, так себя вести, просто на Марсе это еще очевиднее становится.
В общем, ничто не мешает нашим инженерам разрабатывать мини-установки и испытывать разные конфигурации. Может, хоть разгрузочный шлюз в результате удастся прикрыть магнитным «щитом».
Нам-то что, наши бактерии в чувствительности к слабому магнитному полю замечены не были до сих пор. Они и на орбитальной станции готовы расти, без всякой магнитосферы. Шеф инженерного отдела мне так и сказал, проявил, видите ли, общую эрудицию.
– Тем более, в районе ваших термостатов поле даже без экранирования было бы совсем слабым!
– Им, похоже, вполне достаточно, – проворчала я в ответ. Испуганная Юля притащила мне кусок старинной миллиметровки, на котором карандашом нацарапала… и правда, график посещений сектора ее другом сердешным! То есть, натуральный график, с осями координат, время и частота посещений… Далеко пойдет девочка, а.
– Вполне достаточно… слабого поля и очень кратковременного его колебания.
Пока открывались и закрывались двери отсеков на станции, да. Похоже, мгновенный перепад напряженности поля наши бактерии восприняли, как сигнал.
Влияние слабого магнитного поля на клетки – до сих пор довольно спорный вопрос. Множество более серьезных задач решили, а вот к этой только подбирались. Будут теперь и у студентов на Земле новые темы для диплома.
Один из парнишек-инженеров резво уступил мне терминал, и вскоре на экране развернулся наш журнал с датами. На первый взгляд, все сходилось.
– Похоже, придется нам теперь тесно сотрудничать, – усмехнулась я. – Буду присылать к вам Никиту с герметичным контейнером, посмотрим, как эти твари ведут себя вблизи от установки.
Даже не стала оборачиваться – сияющие счастьем глаза Юли я прекрасно разглядела и в отражении в погасшей панели экрана.
– Вот теперь вы наконец-то выглядите точь-в-точь как девушки с советских агитплакатов, – довольным тоном заметил Крамер.
Я скептически хмыкнула, вспомнив свою физиономию в зеркале. Девушки с плакатов все же хоть немного, а пользуются косметикой. И пятнистого «космического» загара у них нет, и кожа от сухого воздуха герметичной станции не шелушится. И уж наверняка у них больше поводов получать комплименты, чем демонстративная вежливость американского шпиона.
– Просто решили одну мелкую техническую проблему, за которой скрывалась очередная непознанная тайна природы.
А теперь, по законам жанра, ему следовало бы осторожно развить тему, чтобы выпытать подробности.
– Ну, ведь ради подобных моментов вы и выбрали эту профессию, верно?
– По крайней мере, так мне казалось во время учебы в университете.
– Вот за что мне нравится ваша система образования, – вздохнул американец. – Есть одна коварная иллюзия, подстерегающая каждого молодого специалиста: во время обучения студент все-таки в основном решает задачи, ответ на которые известен преподавателю, или хотя бы предсказуем. А для космоса нужен иной подход. Нужно учить решать нерешаемые задачи. Кажется, именно этим занимаются в советских университетах?
– Мой научный руководитель еще считал, что очень важно научить студента мечтать, – ностальгически усмехнулась я. – Что решение невыполнимых задач начинается именно с мечты.
– Вроде этих яблонь из старой песни, – подхватил Крамер. – Вот, например, глядя на этот апокалиптический пейзаж, кто сможет представить себе цветущие яблони? И, как наяву, почувствовать дурманящий запах осыпающихся бело-розовых лепестков?
Он так убедительно заливал про эти яблони, что я и правда будто бы почуяла тонкий, с детства знакомый аромат. Показалось вдруг, что ветер гонит по унылым красноватым холмам не светло-серую пыль с высоким содержанием минеральных слей, а облака сорванных с ветвей лепестков. И что-то зашевелилось в груди, нечто давно забытое и странно похожее на стихи, в тот миг, когда они уже готовы сорваться с кончиков пальцев в неровные строчки в блокноте или аккуратные столбики слов на экране…
– Давайте прогуляемся в одно любопытное место. Тут недалеко, – небрежным тоном предложил геолог, и все мое мечтательное настроение как рукой сняло. Что это было вообще, гипноз? Новые технологии управления сознанием? Впрочем, в этой области и старые технологии довольно эффективны. Не расслабляться!
Никольскому я сказала, как бы невзначай, о настойчивом интересе Крамера к нашему сектору. Тот, кажется, не особенно и удивился. Буркнул себе под нос «разберемся». И, поскольку особых указаний больше не поступало, на предложение «прогуляться» я согласилась. В конце концов, как показал недавний опыт, иногда это бывает полезно для процесса мышления – прекратить таращиться в журнал или на экран портативного секвенатора, и выбраться, так сказать, на свежий воздух. В среднем минус пятьдесят по Цельсию, куда уж свежее.
Место, куда притащил меня американец, находилось на «нейтральной территории» и на карте имело пока только ничем не примечательное цифро-буквенное обозначение. Однако и нам, и американцам было прекрасно известно, что в новой редакции карт ему непременно дадут какое-нибудь громкое имя. «Аномалия Буровицкого», например, раз уж именно наш Костя Буровицкий первым потерял там зонд. Потерял, конечно, не навсегда: оказавшись рядом, он смог вывести аппарат практически вручную.
Уникальная структура местных скал вместе с близкими к поверхности массивными залежами железосодержащего минерала маггемита создавала весьма неприятную для наших зондов «зону радиомолчания». К слову о важности магнитных полей, да. С этого небольшого «пятачка» невозможно было связаться ни с одной из баз. Подслушать разговор, происходящий по ближней связи, впрочем, тоже.
– Вы умная девушка, Марина, – проникновенно сказал американец, остановившись на дне оврага, покрытого необычайно яркими для марсианской поверхности красными и желтыми пятнами. – И наверняка уже догадались, зачем я вышел с вами на контакт.
– Несколько версий есть, да.
Я уже некоторое время размышляла над вопросом: что именно из стандартного оснащения скафандра можно использовать в качестве оружия? Выходило, что немногое. Даже выстрелив сигнальной ракетницей прямо в грудь противника, я смогу разве что ненадолго его оглушить. Можно, конечно, направить на него выхлоп реактивного ранца, с помощью которого я сюда и прилетела. Но атаковать шпиона, развернувшись к нему спиной – не лучшая идея.
Впрочем, с чего мне беспокоиться насчет оружия? Пожалуй, голливудские боевики стоило бы вообще запретить к просмотру, если бы это вообще было технически возможно в нынешнем всепроникающем информационном пространстве. Все-таки они порождают в голове зрителей довольно идиотские представления.