– Так вы – космонавт? – крикнула я. – Здорово! Я тоже хочу быть космонавтом!
– Ну, в космос я теперь не летаю: с такими руками в космос не берут. И даже на космодроме не очень-то поработаешь. Вот и катаюсь по больницам, а заодно присматриваю новое дело себе по душе. А чтобы стать космонавтом, надо хорошо учиться. Сейчас все мечтают полететь в космос.
– А на Луне вы были? – спросила я.
– На Луне был, – сказал Железная Рука. – И даже к Марсу летал.
– Ух ты! И как на Марсе?
– Мы там не высаживались, – сказал космонавт. – Жалко, конечно, но программой полёта этого не предусматривалось. Сейчас готовится экспедиция, которая сядет на поверхность.
Я хотела рассказать космонавту про то, что у нас есть дома ракета, в которой живут крошечные космонавтики, но не стала. Постеснялась.
– А дело вы себе нашли? Ну, по душе?
Космонавт грустно покачал головой.
– Вот если бы с рукой наладилось…
– Всё будет хорошо, – утешила я его. И крепко сжала холодную ладонь.
И вдруг почувствовала, как пальцы космонавта шевельнулись, а потом сжали мою ладошку.
Сначала легко-легко.
А потом крепко-крепко.
– Володин? – вдруг раздался мамин голос.
– Вера? – космонавт посмотрел на маму, потом на меня, затем поднял настоящую руку и сказал: – У меня рука заработала, представляешь?
Потом они обнимались и целовались, а Володин тряс меня за плечи и говорил, что не верит, что у его бывшего борт-инженера такая дочка народилась. А мама говорила, что она уже давно не космонавт, а Володин говорил: космонавты бывшими не бывают. В общем, говорили они шумно, наперебой, так что из других купе стали люди выглядывать. Я сама мало что понимала.
Затем они разрешили мне спать на верхней полке, а сами сидели всю ночь внизу и разговаривали. Иногда громко, иногда очень тихо. Я то засыпала, то просыпалась. Мне не верилось, но оказывается моя мама – тоже космонавт!
– Так вы на Байконур? – спросил Володин. – Скоро старт, успеете?
– Нам торопиться некуда, – сказала мама. – Юра в дублирующем составе, да и мы с ним в официальном разводе. Сам знаешь, когда Байконур в предстартовой готовности, да ещё и такой экспедиции… Пропуск нам до старта не полагается. Только членам семей основного состава. Вот уж когда основной состав выйдет на орбиту, тогда пожалуйста.
– Бюрократия, – Володин стукнул железной рукой по столику. – Развели на свою голову.
– Ты не прав. Вспомни, что в пятьдесят шестом случилось. Тоже кто-то вошёл в чьё-то положение, нарушил инструкцию по допуску, в результате – акт вредительства, а старт к Юпитеру отодвинулся почти на три года. Нет, я-то как раз всё понимаю. Поэтому особенно и не спешим с Почемучкиной. Вот и в Новосибирск завернём, раз такая оказия возникла. Там, глядишь, и с пропуском решится вопрос. Конечно, хотела Софье старт показать, ну да ладно. Ещё увидит. Может, когда и сама полетит. Уже к Альфа Центавра.
– Потомственный космонавт, – сказал Володин, поднял глаза, увидел, что я не сплю и подмигнул. – Ну, что Софья? Полетишь к далёким звёздам?
Я хотела сказать, что полечу, но опять заснула. И мне снова приснились космонавтики, с которыми мы в ракете летели к очень далёкой звезде.
Когда я проснулась, Володина не было. Мама сказала, что он срочно сошёл с поезда. Ему теперь нужно к врачам, на пе-ре-ос-ви-де-тель-ство-ва-ни-е. Вот какое длинное слово! И малопонятное.
– Сейчас будет Новосибирск. Это большой город, – сказала мама.
– Такой же, как Арктания? – спросила я.
– Гораздо больше, – засмеялась мама. – Я там училась. Очень большой город. Столица Сибири.
И я стала смотреть в окно. Мы пересекли широкую реку, Обь называется. Куполов здесь не было. Были дома. Большие и очень большие. И дороги. Многоэтажные. Одна из дорог поднялась так высоко, что сровнялась с поездом. По ней ехал красный автобус, в котором сидели люди и махали нам. Я тоже помахала.
Потом поезд поехал так медленно, что машины нас обгоняли.
Когда мы выходили, мама сказала:
– Только не потеряйся. Хорошо?
– Хорошо, – сказала я и тут же потерялась. Потому что никогда не видела столько народу. Даже в Арктании. Оказывается, там было очень мало людей. А здесь их столько, что надо постоянно уворачиваться.
Я засмотрелась по сторонам и потерялась. Отпустила мамину руку. И осталась одна.
Но не испугалась. Чего здесь пугаться?
– Девочка, ты не потерялась? – стали меня спрашивать наперебой. – Может, тебе помочь?
– Нет, не потерялась, – сказала я. – Мне надо вон туда.
Я решила на лифте подняться на самый верх, откуда и вокзал видно, и город. Там люди гуляют и смотрят. В общем, я нисколечко не испугалась.
Сверху все видно. В одну сторону посмотришь – Новосибирск. В другую сторону посмотришь – вокзал. И купола в городе все-таки были. Только не для жилья, в них деревья росли. Федя сказал, что это специальные круглогодичные парки. Там всегда тепло, даже когда на улице холодно. Поэтому и деревья тоже специальные – всегда зелёные, тропические. Вот бы нам на остров такой парк!
А потом ко мне подошёл человек в форме и приложил руку к фуражке и сказал:
– Вас зовут Софья?
– Софья, – сказала я.
– Сержант милиции Степан Субботин, – сказал он. – Товарищ Софья, вы знаете, что вас ищет мама? Разрешите вас проводить к ней?
Милиционер взял меня за руку и повёл вниз. Мама увидела меня:
– Вот ты где! Ты куда пропала?!
– Я не пропала, – сказала я. – Я город смотрела.
– Первый раз в Новосибирске? – спросил милиционер.
– Дочка – в первый, – сказала мама. – Раз уж здесь оказались, то надо показать Почемучкиной Академгородок.
– Обязательно покажите, – сказал милиционер.
Потом мы отдыхали в комнате матери и ребёнка. Я рисовала, а мама сидела в кресле и разговаривала с другими тётями. Там было много детей. А потом пришла воспитательница и стала с нами играть. А потом мама позвала меня, и мы пошли в гостиницу.
– Тебе понравилось играть? – спросила мама.
Я сказала, что понравилось.
– Надо было тебя в детский сад отдавать, – сказала мама. – Одичала ты у меня на острове.
– Я в университет хочу, – сказала я.
В дверь постучали. Мама умывалась и ничего не слышала. Я открыла дверь. На пороге стоял человек и улыбался. Он спросил:
– Кто заказывал такси на Дубровку?
– Мы в Академгородок заказывали, – сказала я и хотела закрыть дверь, но гость вошёл. В руках он держал цветы.
– Тебя зовут Софья? – спросил он.
Тут вышла мама, взвизгнула и подскочила к гостю. Гость подхватил маму и закружил. Мы с Федей переглянулись, Федя мотнул хвостом. Мы с ним ничего не понимали.
– Твоя? – кивнул дядя на меня.
– Чья же ещё? – сказала мама. – Софья Почемучкина.
– А почему вы обнимались? – спросила я.
– Потому что мы – однокашники, – сказал дядя. – Меня зовут Пётр.
– Пётр Первый, – сказала мама.
– Пётр Первый был царём и давно умер, – сказала я.
– Типун тебе на язык, Софья Почемучкина, – сказал Пётр. – Я не царь. Я – физик. Первый – это моё прозвище.
– Потому что ты всегда был первым, – сказала мама. – Красивые цветы! Постой, а ты здесь какими судьбами?
– Товарищей с конференции провожал и случайно увидел вас. Не смог сразу подойти пока всех в автобусы рассаживал. А потом пришлось долго убеждать администратора, что мы с тобой старинные друзья и что я вовсе не собираюсь покушать на личную жизнь постояльцев. Но вот я здесь! И не стыдно тебе? Почему не позвонила? Пётр бы встретил, Пётр бы вам всё показал. Ну да ладно. Собирайтесь-одевайтесь.
У Петра был автомобиль. Он стоял рядом с гостиницей и заряжался. То есть из него торчал шнур, и он был подключён к розетке. Как чайник.