– Разрядился, – сказал Пётр. – Древняя конструкция, конечно. Раритет. Сейчас ведь все с индукторами. Но ничего, поедем. Я вам Академгородок покажу.
Мы сели в машину и поехали.
Я думала, что Академгородок – это где живут одни академики. Важные такие. Учёные. А там оказалось полным-полно молодых людей. И ни одного академика.
– А где академики? – спросила я.
– Я – академик, – сказал Пётр.
Академгородок оказался весь в лесу. По нему даже ездить нельзя, только ходить по тропинкам.
– Экология, – сказал Пётр. – Сколько ты здесь не была?
– Как универ закончила, – сказала мама. – Ничего не узнаю.
А ещё тут было полным полно роботов. Больших, очень больших и маленьких. Маленькие убирали улицы. А большие и очень большие строили дома. И просто по тропинкам ходили.
– Институт роботехники забавляется, – сказал Пётр. – Проверяет на нас, как сможет человек приспособиться к высокороботизированной среде.
Один из роботов стоял и продавал мороженое. В груди у него имелась дверца. Опускаешь монетку в прорезь, он открывает дверцу и достаёт эскимо. Или стаканчик. Денег у меня не оказалось, поэтому робот дал мне мороженое просто так.
– Попрошайка, – вздохнула мама.
А я и не просила. Я просто перед ним стояла и смотрела. Честно-честно!
– Я вам такое покажу, – сказал Пётр. И палец к губам приложил. – Только пока никому не рассказывайте. Это чудо, что вы сегодня объявились.
Мы сидели в столовой и кушали. Столовая почему-то называлась «Под интегралом». Я осмотрела весь потолок, но никакого интеграла так и не увидела. Сначала мы взяли подносы и встали в очередь. Потом брали тарелки. Я хотела взять сладкие ватрушки, но мама поставила мне суп. И кашу. Но я все равно взяла ватрушки. А когда мы подошли к кассе, которая тоже оказалась роботом, то робот сказал:
– За девочку платить не надо. Дети до шестнадцати лет обслуживаются бесплатно.
– А можно я ещё ватрушку возьму? – спросила я. И взяла.
– Попрошайкина, – сказала мама. – И что же ты нам покажешь, Пётр? «Токамак»? Или «Глобус»?
– Прошедшая эпоха, каменный век, – сказал Пётр. – Сколько мы с этими «Токамаками» возились, помнишь? В общем, ешьте быстрее и поедем. Такое пропустить нельзя.
Суп я не доела. Зато ватрушки все скушала. Мы сели в машину и поехали. Дорога поднималась вверх и вела над лесом. Внизу ходили по тропинкам люди. А мы ехали к высокому зданию. То есть я подумала, что это здание. Но до него мы не доехали. Остановились на площадке, где было много людей, машин и роботов. И все смотрели куда-то вверх.
– Как дела? – спросил Пётр.
– Все идёт в штатном режиме, Пётр Семёнович, – сказали ему хором люди в белых комбинезонах. На груди у них были нашиты солнышки с улыбками.
– У нас есть спецодежда для научных сотрудников младшего возраста? – спросил Пётр. – Принесите, пожалуйста.
Я думала, что принесут комбинезон только маме, но и мне такой дали. И ещё тёмные очки.
А мама забеспокоилась:
– Феде не повредит?
– Магнитный импульс экранируется, – сказал Пётр. – У нас тут много аппаратуры. Ничего с ним не случится.
Тут все зашумели.
И стало так светло, что даже в очках хотелось зажмуриться. Но я не зажмурилась. Я смотрела. И увидела высоко над острым шпилем здания ещё одно солнце. Оно было яркое и тёплое.
И все стали хлопать в ладоши и толкать друг друга в плечи. И говорить:
– Вот мы и зажгли наше солнышко!
Меня кто-то подхватил подмышки и подбросил вверх. Я не испугалась. Новое солнышко светило в лицо. Было очень тепло.
Потом много всего случилось, так много, что вечером я уснула прямо на руках у Петра. А проснулась уже в кровати. То есть не проснулась. Потому что глаза открываться все равно не хотели. Но я всё слышала, как Пётр говорит маме:
– Не выдумывай. Самый обычный ребёнок. У меня у сотрудника свой вундеркинд есть, так тот в десять лет интегралы как орешки щелкает.
– То интегралы, – говорит мама. – Здесь другое. Прямое воздействие на вероятность событий. Про погодную аномалию на Земле Санникова слыхал?
– Только не говори, что это тоже она, – Пётр засмеялся. – У тебя какие-то суеверия пошли. Скажи ещё: она наложением рук лечит. И то, что опыт наш сегодня удался, тоже она? И то, что я вас встретил? Постой… А не из-за этого вы с Юрой, хм, врозь живёте?
– Не из-за этого. Просто… просто надо было выбирать – быть хорошей женой космонавта и плохим учёным или… или наоборот. После родов возникли осложнения, летать в космос я уже не могла. Но и дома сидеть, ждать мужа оттуда тоже не по мне…
– Завидовала ему? Вы ведь, космонавты, навсегда отравлены внеземным пространством.
– Да… наверное…
– В общем, ты выбрала наоборот, – сказал Пётр. – Но насчёт Софьи не переживай. Все эти теории об особом влияние дальних космических перелётов на наследственность ничем не подтверждены. Дети как дети. В космосе они родились или на Земле. Софья – первая, конечно. Но со временем таких детей всё равно будет больше и больше. Люди будут жить и на Луне, и на Марсе, и на астероидах. Да и вообще, есть более рациональное объяснение. В прошлом говорили про физическую акселерацию. Сейчас на смену физической пришла интеллектуальная акселерация. Наши дети обгоняют нас в умственном развитии. Вот и всё.
Я рассматривала корабль. На нем мы сейчас поплывём. Пётр привёз меня и маму на причал. Это не море, это река. Обь. Широкая, но другой берег все равно виден. И волны не такие, как в море. И вода не холодная.
Корабль дал гудок.
– Нам пора, – сказала мама и взяла меня за руку. – Спасибо, Пётр.
– Смотри в оба, Почемучкина, – сказал мне Пётр. – Вы ещё такое увидите!
Потом он долго нам махал, а корабль плыл по реке. А река становилась все шире и шире.
– Это море? – спросила я.
– Ювенальное море, – сказала мама. – Искусственное море, специально сделанное для гидроэлектростанций.
– Здесь все искусственное, – засмеялась я. – Солнце, море, роботы.
– Зато люди самые настоящие, – сказал моряк, который проходил мимо нас. – Настоящие учёные, настоящие труженики. Вырастешь, тоже постарайся быть такой.
– А вы кто? – спросила я, а мама дёрнула меня за руку.
Моряк приложил ладонь к фуражке и ответил:
– Я – капитан этого славного судна. Федос Петрович Бывалый. Бывалый – это фамилия такая.
Я засмеялась. Разве такие фамилии бывают? Но Федос Петрович не обиделся, а даже пригласил нас подняться на мостик. Я не могла понять – где мостик? Оказалось, так называется место, откуда управляют кораблём.
– Корабль небольшой, но быстрый, – сказал капитан. – Как только выйдем на фарватер, то сразу взлетим.
– Разве корабли летают? – удивилась я. Но Федос Петрович рассказал, что это особый корабль. Он может плавать, может летать. Только невысоко над водой. Зато очень быстро. Поэтому мы и глазом моргнуть не успеем, как окажемся в другом месте.
Я моргнула, но вокруг все ещё было море. Наверное, мы пока не вышли в этот самый фарватер.
Корабль летел. Из корпуса выдвинулись крылья.
– Как бы тебя не продуло! – сказала мама.
– Не продует, – сказала я.
Место, где гуляли пассажиры, называется палубой. Мы там сидели и смотрели. С боков корабля поднялись прозрачные стекла, поэтому ветер исчез. А берег нёсся так быстро, что дух захватывало.
Федя сказал, что корабль, а точнее – экраноплан, набрал крейсерскую скорость. Мимо нас не только берег проскакивал и стоящие на берегу города. Проскакивали другие корабли. Много кораблей. Все грузовые. Но были и такие, как наш. Первый раз я испугалась, что мы столкнёмся с другим экранопланом. Он нёсся нам навстречу и ревел. Но Федос Петрович объяснил, что столкновений быть не может – кораблями управляет киберштурман.