Стас хмыкнул, запил чаем бутерброд.
– Ты б ей хоть позвонил.
Стас прав. Уже год, наверно, то работа, то тоска. Всё некогда, всё завтра. Наконец, я собрался с духом и позвонил. Разговор выдался официальным и сухим. Изображение опаздывало и дергалось – так всегда бывает, когда связь с Землей.
– Как жизнь? Что делаешь? – допытывалась Тонька.
– Да как обычно, – уходил я в сторону. – Бездельничаю. Ищу взаправдашних марсиан.
– Ты не взрослеешь, Ромка. – Только тут я почувствовал ее прежнюю теплоту.
Распрощался, передавал приветы, обещал звонить. А для себя решил – и вправду пора взрослеть.
– Иван Петрович. Вот. – Я протянул ему лист бумаги. Всё по-взрослому – просьба, дата, подпись.
Он прочел, щурясь на мелкий шрифт. Вздохнул, мелко-мелко затряс бородкой и сухо сказал:
– Я передам.
Вот и груз с плеч долой. Теперь просто ждать – такие вопросы быстро не решают. И, чтоб часы ожидания скорее текли, я с прежним рвением погрузился в работу. Стал названивать Тоньке. Тут уж она в подробностях рассказала, как с отличием окончила институт, устроилась работать в ЦАМе. А о своих воспитанниках, уже начавших зеленеть понемногу, тараторила взахлеб.
Бурились мы в эти дни вплотную к базальтовой породе, хотя при возможности старались держаться русел высохших в древности рек. Вдруг хрустнуло. Бульдозер заурчал, как раненый медведь, и, проваливаясь передним колесом, завалился на бок. Благо Стас грузил неподалеку, подогнал тягач, зацепился, вытянул.
– Марсиане! – выпалили мы одновременно со Стасом, едва выбравшись взглянуть, что произошло.
– Контакт, Иван Петрович! Есть контакт, – я тут же связался с шефом и обрисовал обстановку.
– Ребята, не лезьте туда, я вас прошу, – взмолился Иван Петрович.
Дыра уходила под базальтовый пласт. Из обнаруженной расщелины исходило сияние, призрачное, сиренево-голубое.
– Мы только заглянем и назад. Честное слово.
Аж дух захватило, детские фантазии возвратились вмиг. Стас протиснулся первым, заторопился и, поскользнувшись, засучил ногами.
– Тише ты, марсиан спугнешь.
К нашему прискорбию марсиан в дыре не оказалось. Вместо них волнистыми прожилками в вулканическую породу вплеталась стекловидная масса, похожая на кварц, которая и источала тот загадочный свет.
– Самый нужный минерал? – с надеждой спросил Стас.
– Самый, – уверенно подтвердил я. – Выковыривай давай.
– Увы, ребята, находка не по моей части, – признался Иван Петрович, поколдовав в лаборатории с привезенными образцами. – Следов органики в них нет. В геологическую несите, Семенычу, – и добавил, взглянув на наши осунувшиеся лица. – А для детального изучения, конечно же, на Землю надо отправлять.
– Так это ж через полгода, не раньше.
– А куда вам, юноши, в вашем возрасте спешить?
Мне-то точно некуда…
На днях снова набрал Тонькин номер телефона, хотел порадовать ее – вот мол, обнаружил редкий минерал. Экран заслонило ее заплаканное лицо. Не дожидаясь обмена приветствиями, Тонька излила:
– Программу сворачивают… Из-за тебя.
Вот, значит, как вышло… Они там, на Земле, создавали проекты, просчитывали, готовили людей. Дискутировали, сомневались, верили, прощали ошибки и провалы, а потом некто Роман Соловецкий попросился домой. И стало ясно – уходит один, за ним потянутся другие.
– Зачем, вообще, ты улетел? – сердито выдала Тонька.
– Я думал, что есть марсиане. Глупое оправдание, понимаю… – Отчего-то на Тоньку закипала злость. – Ты не знаешь, каково это жить чужими мечтами. А я верил в них, в марсиан! Да. Пытался жить глупой, детской, но собственной мечтой.
Ледяной Тонькин голос не изменился:
– Знаешь, как называют меня мои зеленые человечки? Наша марсианская мама. – Тонька, невероятно похожая на Ёлу-Палну, распрямила плечи. – Те, кто верил в марсиан, по-настоящему верил, смог создать их – таких как ты, как Стас. Взаправдашних, настоящих… Вы же не просто первые, мальчишки. Вы идеалы и образцы, те, на кого стремятся стать похожими другие. А ты? Что сделал ты? – Тонька покачала головой. Ее слёзы, казалось, прольются на экран. – Нет, ты не марсианин, Рома. Я – марсианка. Ты – нет.
И связь оборвалась…
Официального распоряжения сворачивать работы не поступало. И хорошо. Тем более что вскоре мы готовились закончить первое магнитное кольцо. Я втайне надеялся, что Тонькины слова касались только подготовки в ЦАМе, что можно всё исправить или что оно образуется само собой. И чёрт с ним, с этим Соловецким Ромой, пусть катится ко всем чертям на Землю, а освоение Марса пусть идет своим чередом.
От расщелины, источавшей свет, ушли чуть в сторону – благо позволял проект. Но даже когда за километры от нее укладывали кабель и утрамбовывали почву, в голове крутился один вопрос: если марсиане существуют, где они ютятся? Правильно – у залежей самого нужного минерала, там, где есть свет.
– Заканчивай, Рома, запуск пропустишь, – вышел в эфир Стас.
И точно, чуть не забыл – сегодня же пробный пуск.
– Стас, езжай домой. Я скоро. – Заглушив бульдозер, я бегом припустил к дыре.
Продравшись в узкий проход, я осмотрелся.
– Где же вы, чёртовы марсиане?
С нашего со Стасом появления ничего не изменилось. Углубление, выкрошенная порода, а дальше развилка, куда мы не стали соваться, как Иван Петрович и просил. Я заглянул в левое крыло – оно оказалось неглубоким. Сунувшись туда, я всё внимательно осмотрел и обстучал. Светящаяся пыль осталась на ладонях. Никаких марсиан здесь нет, значит, направо.
Вправо вёл длинный и узкий лаз. Плюнув на наставления с уроков выживания, я отстегнул с пояса фонарь и спаскомплект и, едва вместившись, просунулся в правый коридор. Путь в один конец занял с полчаса. Пробираться приходилось буквально по миллиметру, чувствуя себя будто в желудке у удава, часто отдыхая и оглядывая каждую щель. В конце пути ждало разочарованье – пещера закончилась тупиком.
Когда я выбрался и прикинул время, стало ясно – к запуску магнитной трассы не успеть. Как светлячок, весь измазанный люминесцентной пылью, я медленно побрел домой. Бежать не хотелось. Всё думалось, что об этом дне я расскажу отцу?
Рука сжимала пару камешков-светлячков. Покажу их Тоньке, планировал я, ей понравится, и она меня простит. И тут вдруг словно трепыхнулось сердце Марса, рванув меня из погруженности в мысли. Что это?!
Я вышел на связь:
– Стас. Запустили трассу?
Сквозь гул ликования я не расслышал ответ.
Значит, нам удалось. Мы смогли оживить магнитное поле Марса. Пусть пока на маленьком его клочке – в кусочке впадины Эллада.
– Рома, ты где? – пытался докричаться в трубку Стас.
Как ошарашенный, я не отвечал. Я чувствовал Марс! Ну хорошо, не Марс, но магнитную трассу-то я чувствовал. Вот импульс. Вот еще один. Импульсы становились чаще – электромагнитное кольцо выходило на расчетную мощность. Перепачканный сверкающей пылью комбинезон завибрировал и засиял ярче. Камни в руке затрепыхались, и я с удивлением разжал ладонь. Камешки немного полежали в руке, будто размышляя, и медленно поплыли вверх.
В небе сверкнула молния, донеслись раскаты грома. Над Элладой формировался магнитный купол. Он только-только рождался, а сотни поселенцев у базы, задрав головы, уже верили в него и искренне надеялись, что он сможет удержать атмосферу и сберечь тепло. И, словно подвластный импульсу ликования, я оттолкнулся обеими ногами и, поддерживаемый тысячей пылинок, взмыл навстречу новоявленному куполу, вслед за летучим камнем.
Марс будет жить. И никаких теперь Соловецких Романов не хватит, чтоб остановить его освоение. Потому что сегодня – день, когда соприкоснувшись, исполнились многие мечты. Год за годом, шаг за шагом, мечта к мечте.
На границе магнитного поля собирались облака. И скоро с них пойдет дождь, первый марсианский дождь. Однако, первого летающего марсианина заботило другое. Он плыл в воздухе, наслаждаясь полетом, неумело трепыхаясь, и с волнением, радостью и страхом глядя на понемногу удаляющуюся землю, отчаянно мечтая вернуться в свой марсианский дом. Впрочем, глубоко внутри он был счастлив и спокоен. Человек, наконец-то, нашедший марсианина в себе. Настоящего, взаправдашнего…