Сбивается дыхалка. Восстанавливаем, тяжело навалившись на ледоруб.
'Можно считать шаги, помогает'.
'Попробую'.
Начинает считать. Хватает на триста. Подышать. Еще триста… Двести… Еще двести… Сто пятьдесят… Сто тридцать… Восемьдесят…
– Не… могу… больше… – хрипло вырывается из горла.
'Сменить?'
– Я… сам… Сколько… осталось?..
'Полчаса хорошего хода'.
– Что… время?..
'С час'.
– Успеем… Должны…
'Съешь таблетку. И попей'
– Угу…
Сто семьдесят… Сто тридцать… Девяносто… Сто… Пошло чуть положе, но это ненадолго… Сто двадцать… Восемьдесят… Опять круче… Шестьдесят… Сорок…
'Привал. Поешь, энергия нужна. И еще таблетку зажуй'.
Плюхаемся на акью.
'Давай сменю. Отдохнешь немного'
– Не… надо… Смогу…
'Рядом совсем'.
– Знаю…
Тёмка заглатывает рацион и встает. С трудом, покряхтывая, как будто ему не шестнадцать, а семьдесят. Затекшие за время привала мышцы отзываются привычной ноющей болью. Мне привычной, не Тёмке. Болит каждая, даже самая маленькая, мышца. Застегивает пояс волокуши… Опять бесконечный счет… Триста… Еще триста… Сто девяносто… Сто двадцать… Сто десять… Восемьдесят… Пятьдесят… тридцать два… и привалиться к боку антиграва. Пусть усыпленного, но такого родного…
– Я пришел… Я пришел, ребята… Я пришел!!!
А со стены падает конец веревки. Последней веревки, которую осталось пройти основной группе…
Тёмка отдыхивается, а я вдруг понимаю, что ухожу обратно в небытие. То ли пришло время, то ли выполнил свою задачу, то ли… мысль обжигает…
'Тёма, ты как?'
'Нормально'.
'Без героизма. Ощущения?'
'Отдышался уже. Вы разве не чувствуете, дядя Сережа?'
Что ж, если за этот переход должна быть заплачена жизнь, то пусть она будет моей. Одной могилой меньше…
'Ухожу, Тёма'.
'Как?'
'Совсем. Наверное, всё сделал. Меня не спрашивают. Прости…'
Последнее, что слышу – надрывный Тёмкин крик.
Тёма
– Не-е-е-ет!!!
– Темыч, с тобой всё в порядке?
Спустившийся со стены Скворец подбежал к истошно кричащему мальчишке. Тёмка посмотрел мутным взором и хрипло выдавил:
– Всё нормально.
– Идти сможешь? До Базы?
– Да. И на акье работать смогу. Не бывает уважительных причин…
Через день.
– Тёма… Извини, что спрашиваю…
– Он ушел… Совсем… Там, у вертушки…
– Это, действительно был он? Викторыч?
– Он… Четыре года вместе… Ушел… Почему?..
– Откуда ж… Жаль… Если б ты знал, какой это был человек… О чем я, кому же, как не тебе, знать…
– Анатолий Павлович, я смогу стать спасателем? Сам, без него?
– Как кончишь школу – жду. Через год?
– Через год…
На плацу Базы Службы, обнявшись, вытирали слезы два человека: начспас и практикант, старик и мальчишка, прошлое и будущее…
Мужчины не плачут? Кто вам сказал эту глупость?
Ржевский В.П.
Мы назовем ее Алисой
Был месяц май. Месяц, когда убийственно пахнущая свежая зелень вылезала из самых неожиданных мест, а после ночного дождя пыль еще только задумывалась о возможности стать пылью, месяц, когда мелкая птичья сволочь безудержно орала по кустам с самого восхода и не давала спать, хотя до работы еще можно бы часик-другой вздремнуть, месяц, когда небо было пугающе бездонно и где-то там, в его глубине, пронзительная синева переливалась в неокончательно еще ушедшую ночь. В общем, это был тот самый единственный месяц в году, когда на Город можно взглянуть без содрогания.
Я стоял на балконе, облокотившись на перила, бездумно взирая с высоты пятого этажа на кривоватую перспективу уходящей к югу улицы, допивал чай из оранжево-красной в белый горошек чашки и машинально бормотал старинную песенку о том, что мои двери из чистого клена, а мои окна выходят на юг. В принципе, идти на работу было еще рано, но, с тех пор, как жена уехала в роддом, дома меня особо никто не держал, а на работе всегда есть, чем заняться. Ладно, пора. Сполоснул чашку, убрал в шкаф, вышел в прихожую, обулся, захлопнул дверь и побежал вниз по лестнице. С детства никак не мог привыкнуть ездить на лифте, да и какой смысл? Пешком вниз получается быстрее практически всегда.
Я выскочил из подъезда через распахнутую настежь дверь, инстинктивно задрал голову, посмотрел на небо и глубоко втянул через ноздри свежий, влажный и какой-то даже сладкий воздух. Я прикрыл глаза и чуть ли не замычал от наслаждения. Господи, до чего же хорошо-то! Вот еще месяц, начнется жара, пыль и прочие радости городского лета, а сейчас просто ХОРОШО.
– Здравствуйте, Игорь Всеволодович, – донесся до меня негромкий, но вполне еще уверенный голос откуда-то со стороны старых тополей, растущих посреди двора. – Дождя не будет.
Я опустил голову и открыл глаза. Сосед Поликарпыч с моей лестничной клетки. Старик, лет ему больше, чем всем тополям во дворе и самому дому. Говорит, жил еще в первом Союзе. То есть, что-то около девяноста пяти или даже девяноста восьми. Это если знать. А так, на вид, лет семьдесят. Совершенно седой, сухонький, но бодрый такой старик. Сидит себе в своем кресле под тополями, голову чуть-чуть набок склонил, смотрит так изучающе, и улыбается эдак слегка. Прямо как Чеширский Кот.
– Здравствуйте, Всеволод Поликарпович, – ответил я, подходя поближе к креслу. Мы с ним не родственники. Даже не однофамильцы. Но редкие имена в Союзе не так уж и редки.
– Не холодно Вам? – спросил я, пожимая его сухую, но вполне еще плотную кисть. – Свежо, вроде бы.
– Да нет, хорошо. Опять же восход, какой замечательный, – повел он головой в сторону дороги.
Я машинально оглянулся. Дорога была пуста, в кустах на той стороне кто-то возился, а солнце уже почти скрылось за стоящий чуть дальше дом.
– Хм. Солнце-то уже ушло, нет? – спросил я.
– Ничего, мы это дело поправим, – улыбнулся сосед, пробарабанил пальцами правой руки по клавиатурке, вмонтированной в подлокотник, кресло зажужжало и плавно двинулось из тени вслед за уходящим солнцем. Я пошел рядом.
– Что-то рано Вы сегодня на работу, – заметил старик, разворачивая кресло поудобнее, – не спится?
– Не спится. Да и на работе дел полно. А Вы что так рано гуляете?
– Да в моем возрасте спится еще меньше, чем в Вашем. А каждый восход сам по себе – счастье. Практически подарок. Кто же не любит подарки?
– Понятно-понятно.
– Конечно, понятно… Не спится, значит… Угу. А как там Ваша дочь? – искоса взглянул на меня он с кресла.
– Дочь?! Сссс… спасибо, хорошо, еще не родилась… – споткнулся я. Вот ведь старый хрен! Знаток, туда-сюда. Знаем мы, чем он в первом Союзе занимался и где служил. Хотя, вроде, не по возрасту… Но все равно. Создается впечатление, что полдома знает, где у меня жена, кого мы ждем, и как оно там вообще.
– Ну, ничего, недолго осталось, – откровенно улыбнулся сосед. – Да не волнуйтесь Вы, все будет хорошо. Я сам в свое время нервничал, и ничего, все прошло нормально. А сейчас с этим делом гораздо проще. Нам тогда и не снилось.
– Да я, вроде бы как, в курсе, – пробормотал я, – специальности близкие.
– Да-да, я помню, – покивал старик, – тогда тем более беспокоиться не о чем.
– Ну, хорошо, – заторопился я, – не буду Вас больше задерживать, побегу я на работу, пора мне. До свидания.
– До свидания, – все с той же чеширской полуулыбочкой кивнул мне сосед, – не скучайте.
Да уж какая тут скука! Нет, с этим надо что-то делать. Кира, небось, растрепала по всей Сети. Говорливенькая наша. Мы еще с ней побеседуем на эту тему. Знаю я эти присказки: "я только близким подругам". Ага. А у каждой такой близкой еще с десяток других близких. Ровно через сутки последний негр преклонных годов и последний эскимос с Независимой Аляски будут знать о том, кого и когда мы ждем. После первого же выхода в Сеть. Кстати, о Сети…