Зеленов Иван
087: Ночной рейс
Простому человеку доверили такую большую государственную задачу – проложить первую дорогу в космос! Можно ли мечтать о большем? Ведь это – история, это – новая эра! … В технику я верю полностью. Она подвести не должна. Но бывает ведь, что на ровном месте человек падает и ломает себе шею. Здесь тоже может что-нибудь случиться. Но сам я пока в это не верю. … Надеюсь, что через несколько дней мы опять будем вместе, будем счастливы. До свидания, мои родные. Крепко-накрепко вас обнимаю и целую.
— Пусть над землею ветер стонет… пусть в темных тучах небосвод, — вполголоса, едва слышно мурлыкал космонавт навязчивую мелодию. — В пути вас коршун не догонит… с пути вас коршун не собьёт…
— «Кедр», я «Заря-1». Минутная готовность, — ожил динамик шлемофона. Космонавт не отреагировал, продолжая напевать:
— Летите, голуби, летите… Для вас нигде преграды нет…
— «Кедр», я «Заря-1». Минутная готовность. Как слышите? Космонавт вздрогнул, словно очнувшись от забытья.
— «Заря-1», я «Кедр». Вас понял: минутная готовность. Я… занимал исходное положение, занял, поэтому несколько задержался с ответом. Приём.
Предстартовая подготовка шла своим чередом. Здесь, в непроницаемой для солнечного света, тесной кабине обитаемого отсека царила абсолютная тишина, нарушаемая лишь шуршанием скафандра да сухими командами и отчетами по радиосвязи.
«Ключ на старт. — Понял. — Дается продувка… Ключ поставлен на дренаж. — Понял вас. — Дренажные клапана закрылись. — У меня все нормально, самочувствие хорошее. — Отошла кабель-мачта. — Понял вас. Слышу работу клапанов…»
Пятнадцать километров проводки. Полторы тысячи реле. 287 тонн веса. Двадцать миллионов лошадиных сил. Один человек.
— Дается зажигание.
— Понял вас, дается зажигание.
— Предварительная ступень.
— Понял.
— Промежуточная.
— Понял.
— Полный подъем.
— Поехали!
Пульс Гагарина подскочил в два с половиной раза, корабль загудел и завибрировал, голос Королева утонул в помехах. Космонавт часто дышал, думая – «Ну что же?… Поехали же?!.. Ну?!!..» Лишь спустя несколько секунд он ощутил, как перегрузки плавно начали нарастать – земля к этому времени была уже далеко внизу. Очень мягкий старт. Осталось надеяться, что и дальше все пройдет столь же гладко. Хотя как на это можно рассчитывать, мчась в неизвестность…
Пронзительный писк известил о том, что до отправления остаётся пять минут. Кира сняла стереоочки и, полуобернувшись в водительском кресле, протянула их единственному пассажиру автобуса. Режиссер, сидевший в салоне в первом ряду, принял очки из рук девушки, убрал во внутренний карман пиджака и спросил:
— Ну, как?
— Мне понравилось, — на симпатичном лице девушки-водителя блуждала отрешенная улыбка. — Действительно впечатляет. Погружение в ситуацию полное! И мне кажется, лицо у него один в один.
— Ну, не совсем, — улыбнулся режиссер в ответ. — На самом деле он не сильно похож. Была мысль воссоздать абсолютную похожесть с помощью компьютерной графики, но в итоге мы отказались. Называйте меня ретроградом, но я уверен – даже самый совершенный захват мимики не передаст всех нюансов.
— А они нужны? — простодушно поинтересовалась девушка. — Из этого отрывка мне показалось, что кино о корабле, а не о человеке. Вся эта техника… старт… это всё просто потрясает!
— Да-да, — кивнул режиссер. — Это и должно потрясать. Но надеюсь, мне удалось также передать мысль, что всё это – творение рук человеческих. Смелость замыслов конструкторов. Смелость первого космонавта планеты. Вот что лично меня потрясло, когда я начал работать над этим фильмом.
Пассажир устроился поудобней в обшарпанном кресле и выглянул в окно автобуса. Глухие бетонно-блочные стены автобусной станции, тускло освещаемые лишь потолочными лампами дневного света, две-три из которых мигали, пара фикусов в кадках, ряды пластиковых скамеек для ожидающих. Зал был практически пуст, если не считать уборщика, флегматично подметавшего выложенный бежевой плиткой пол.
— Прямо как у нас, — покачал головой режиссер. — Даже не верится. У меня какое-то сюрреалистическое чувство – словно все это нереально.
— А что вы ожидали увидеть? — пожала плечами девушка. — Люди везде одни и те же. Обстановка тоже. Романтика только в кино бывает.
— Только в кино?.. Не согласен, — возразил режиссер. — Но спорить не буду. Вы сами однажды поймёте. В салоне повисла тишина.
— Скажите, Кира, — прервал режиссер неловкую паузу. — А если вообще ни одного пассажира не будет, вы всё равно отправитесь в рейс? Насколько я вижу, — пассажир окинул взглядом пустой салон, — у вас тут далеко не час-пик.
— Автобусы отправляются на маршрут вне зависимости от наличия пассажиров, — ответила девушка. — Все как везде. Просто на ночных рейсах мало кто ездит. Тут все-таки все поселения достаточно автономны.
Вновь пропищал сигнал. Режиссер увидел в окне, как огромные внутренние створки шлюза медленно раскрылись.
— Рейс 27–70, даю разрешение на отправление, — раздался из динамика голос диспетчера.
— Вас поняла, — ответила Кира и её руки запорхали над приборами.
Мягко заурчал двигатель, автобус чуть вздрогнул и, лязгая тяжелыми гусеницами по исцарапанному пандусу, вкатился в шлюз. Внутренние створки закрылись, табло над внешним выходом замерцало цифрами, начав обратный отсчёт.
— Эксцессы в пути часто происходят? — несколько нервно поинтересовался режиссер.
— Лучше бы произошел хоть один, — вздохнула девушка, наблюдая, как начинают открываться внешние створки. — Несчастный случай может произойти только одного характера – умрете от скуки. Пристегните ремень, а то тут диспетчеры лютуют.
Режиссер и Кира пристегнулись (пассажир не без труда справился с пятиточечным ремнем), девушка собрала волнистые каштановые волосы в хвост, перетянула их резинкой, взялась за штурвал и направила автобус в открывшийся створ.
— Часов через пять будем на месте. Наслаждайтесь Утопией.
Вздымая широкими траками небольшие облачка красно-бурой пыли, автобус выкатился на залитую предзакатным солнцем, плоскую как стол равнину, простиравшуюся во все стороны до горизонта. Лишь позади, за куполами базы «Надежда» имелись намеки на какой-то рельеф. Рыжее марсианское небо переходило в сине-фиолетовые цвета у горизонта, над которым раскаленной каплей висело крошечное солнце, а на противоположном краю небосвода уже сверкала россыпь звезд.
— На утопию не очень похоже, — скептически отозвался режиссер, который, тем не менее, жадно рассматривал открывавшийся в окне пейзаж.
— Эту равнину назвали Утопией на Земле, — пояснила Кира, плавно ускоряя автобус. — С Земли весь Марс казался утопией…
— Откуда столь критические настроения? — обернулся к девушке режиссер. — Можно подумать, вас сюда пинками загнали? Кто же были эти гнусные мерзавцы? — сыронизировал он.
— Да нет, — мотнула головой девушка, отгоняя смурные мысли, и улыбка вновь заиграла на её губах. — Сама, конечно. Всегда была примерной комсомолкой, отличницей и далее по тексту, как говорится. В двадцать два года, когда объявили набор в универе, рвалась изо всех сил и… пробилась. Полтора года подготовки, и два с половиной года вот теперь здесь уже торчу, в режиме: два дня – автобус, три – стажировка по специальности, два – выходные. Через полгода срок выслуги должен окончиться и буду уже полноценно заниматься наукой, геоморфологией Марса. Надеюсь, к тому времени ещё останется, что открывать и изучать…
— Ну конечно, останется! — успокоил режиссер. — Все мы только в начале пути. Марс велик и непознан.
— Вы же впервые видите его с поверхности, — иронично приподняла бровь Кира, уверенно мча автобус по испещренному следами траков маршруту. — И уже осознали его величие?
— Я всегда об этом знал, — подмигнул режиссер. — Но только сейчас осознал, насколько может бы… ой, что это?!