4.
Дедушка включил проектор, спроецировав на скрин плоское, еще двухмерное изображение. Лариса увидела темное небо, оранжевую землю и белое блестящее здание, этажей в двадцать, усеянное антеннами, башенками, неизвестными приборами. Вокруг здания стояли старенькие марсоходы, такие Лариса видела в Музее Истории. От здания тянулись тоненькие темные тропинки, по которым ходили люди.
— Пап, привет! — раздалось внезапно из динамиков. — Смотри! Смотри, какая красотища!
Камера сместилась, и Лариса увидела молодое, загорелое лицо Глеба Мартынова. На вид ему было не больше тридцати. На Глебе был шлем с отстегнутой маской, над головой он держал зонт. Лариса подумала, что сейчас Глебу Мартынову чуть больше пятидесяти.
— Пап! Это Марс! Наконец-то! — воскликнул Глеб снова. — Смотри! Вон Купол! Он растет и расширяется, как я и рассчитывал. Еще месяц, и можно будет ходить без зонтов. А через полгода, пап, мы начнем остужать землю!
Камера поплыла. Сквозь помехи был виден ярко очерченный конус Купола. Вон мелькнула Земля и краешек затемненного Солнца. Каким далеким и безжизненным казался Марс на этих кадрах. Дух захватывало!
Из истории Лариса знала, что эксперимент прошел не слишком удачно. Почву начнут охлаждать только через девять лет. А первые растения появятся под куполом только в две тысячи пятьдесят седьмом. Но радость Глеба передалась девочке. Она засмеялась, а следом рассмеялся и дедушка.
— Пап, это мой подарок тебе на день рождения! — говорил в камеру Глеб. — Ты не сможешь слетать, но я здесь ради тебя, вместо тебя! Знаешь, как в мультфильме? Я обязательно привезу тебе марсианский камень! На память!
— И он привез? — спросила Лариса.
Дедушка кивнул и выключил экран. Загорелся яркий свет, заставивший прищурится. Дедушка сел в кресло.
За окном сыпал мокрый снег, было серо и хмуро. А Лариса так надеялась на солнышко… Ведь скоро весна, март, каникулы.
Лариса приходила к дедушке вторую неделю. Не только помогать, а и послушать рассказы о детстве Глеба, о том, как он стал изобретателем и космонавтом.
А дедушка, казалось, был чрезвычайно рад. Он заваривал чай по старинке, в глиняном чайничке, через ситечко, и долго, интересно рассказывал. Историй было много. О том, как Глеб сбегал с уроков, чтобы прокатиться на велосипеде. О том, как на каникулах между восьмым и девятым классом, Глеб уехал на юг, в горы, добрался до обсерватории и долго упрашивал работников, чтобы они дали посмотреть ему в телескоп. О том, как Глеб уехал в столицу, поступать, а потом вместе с дедушкой, по скайпу, ночи напролет зубрили билеты и готовились к экзаменам.
Лариса слушала и слушала, и не могла поверить, что такое в жизни бывает. Нет, конечно, ее папа тоже был на Марсе, и тоже совершал подвиг – страна гордилась им. Но с папой Лариса разговаривала два раза в неделю, а Глеб дедушке, кажется, не звонил. Ни разу, пока Лариса была у него в гостях.
— Скоро я полечу на Марс, — подмигивал дедушка.
Наращенная рука у него зажила, и казалась настоящей, родной. Морщины почти разгладились, синяки под глазами исчезли. Появилась осанка. Дедушка перестал шаркать, походка стала уверенней.
— Знаешь, почему я не мог полететь раньше? Потому что в семнадцать лет потерял руку, — продолжил дедушка тихо. — Глупая ситуация… Упал с велосипеда, неудачно, прямо под автомобиль. Хорошо, хоть не голову… Но в двадцатом веке как-то не очень умели наращивать новые руки… Пришлось ждать целых шестьдесят лет…
— Как же это вы, без руки?
— Детей воспитывал. — Улыбнулся дедушка.
Лариса все смотрела на окно, на снег и на мелькающие фары автомобилей, едущих по надтрассам. В комнате стало тихо. Только Тобик цокал коготками где-то в коридоре.
— А почему Глеб вам не звонит? — спросила она вдруг.
Дедушка качнул головой, словно хотел ответить, но не сразу нашел нужные слова.
— Наверное, у него слишком много дел, — предположила Лариса. — Мой папа тоже нечасто звонит. Это же Марс. Там тяжело жить.
— Наверное, — отозвался дедушка.
— А вы ждете?
— Каждый день.
— И вы надеетесь, что он возьмет разрешение, чтобы вы полетели на Марс?
— Я в этом уверен, — сказал дедушка. — Иначе нет смысла в справедливом обществе, которое мы строим.
— А разве в этом дело?
— А разве мне или тебе захочется жить в мире, где дети забывают о своих родителях? — дедушка подлил еще чаю. Руки его дрожали. — Я жил в таком мире. И не хочу, чтобы мы в него вернулись. Никогда. Лариса промолчала. Кажется, она кое-что поняла.
5.
Прошло еще несколько недель. В первых числах марта Лариса заглянула к дедушке и увидела, что он куда-то собирается.
На дедушке был одет непривычный серый костюм, белая рубашка и галстук. На лацкане пиджака вновь блестел значок «Первым покорителям Марса». Дедушка аккуратно причесался и надел черные ботинки. В коридоре стоял чемодан.
— Лариса, я тебя ждал! — обрадовался дедушка. — Я даже хотел позвонить! Ты мне очень нужна сейчас!
— Вы куда-то уезжаете?
— Да, конечно, — дедушка волновался.
Он взял Ларису за плечо и повел в комнату. Триэкран был выключен, а сквозь приоткрытое окно врывался в комнату свежий мартовский ветерок.
Дедушка усадил Ларису за стол, дал ей в руки странную ручку, у которой на конце был шарик с чернилами, и положил перед ней белый бумажный лист. И где он его только откопал?
— Пиши! — гордо сказал дедушка.
— Что?
— Письмо. Папе. Я ему обязательно передам! Лариса от удивления подпрыгнула, едва не опрокинул стул.
— Так значит вы?..
— Именно!
— Получили разрешение?
— И приглашение заодно!
— У вас замечательный сын!
— А ты – замечательная дочь. Чаю будешь? С пирожными!
Пока Лариса писала, дедушка заварил свой фирменный чай и принес пирожные. Вместе они позавтракали, наслаждаясь тишиной и свежестью весеннего утра.
— Я так за вас рада! — сообщила Лариса.
Дедушка взял ее письмо и аккуратно запечатал его в прямоугольный конверт. Спросил, как зовут Ларисиного отца, и вывел фамилию на поверхности. Конверт исчез во внутреннем кармане пиджака.
— Ну, вот, наверное, и все. Через неделю я буду на Марсе. — Сообщил дедушка, улыбаясь. — Глеб полтора года бурил скважины под Третьим куполом, и никак не мог выйти на связь. Представляешь? А я уже столько всего обдумал…
— Передайте привет всем, кого увидите! — попросила Лариса. — Мы с мамой обязательно прилетим. Но попозже, когда я закончу школу!
— Тогда увидимся!
Они вышли в коридор. Тобик крутился между ног, виляя хвостом. Чувствовал.
— Не могу я тебя взять, дружище, — дедушка присел на корточки, потрепал пса по грустной морде. — Ларис, отведешь его в Парк? Думаю, там о нем позаботятся.
— Знаете. Я, наверное, возьму его себе.
— А мама не будет против?
— С мамой я договорюсь!
Дедушка выпрямился, крепко обнял Ларису и передал ей ключи. Глаза его блестели.
Они вместе вышли из дома, в весну. Дедушка посмотрел на небо, сощурившись, и продолжал улыбаться. Так и стоял некоторое время, а потом сказал тихо:
— Увидимся. — И пошел по тротуару, к остановке надтрассы.
28 января – 6 февраля 2012
Сёма
Шаг в вечность (199)
А снег кружится и кружится, периной на асфальт ложась. Милая девушка Настя спешит домой, и перед нею сугробы расступаются, вновь смыкаясь за спиной. А вокруг вздымаются к небесам бесчисленные башни небоскребов, утопая вершинами в облаках. Между ними будто мириады насекомых суетливо снуют разноцветные флаеры. От них раздается едва слышный, почти неразличимый гул. Девушка Настя спешит домой. Дома папа, ему нужно приготовить обед. Сам-то он этим заниматься не станет. Сидит целыми днями в кресле, телевизор смотрит. Новости. И кресло у него не простое – инвалидное, древнее-древнее, на колесиках, которые самому крутить надо. И это в век, когда для исцеления любой болезни достаточно только захотеть. Даже в больницу идти не надо. Одно желание и миллионы, миллиарды, суетящихся везде невидимых нанороботов, починят любого калеку. Наверное, папа последний инвалид в стране, а то и вообще в мире – разработанные в Союзе нанороботы давно завоевали невиданную популярность по всему миру. Не смотря на все просьбы дочери, лечиться папа упорно отказывается. Даже объяснять ничего не хочет. Друзья его в свои семьдесят лет преспокойно бегают юнцами, в гости порой заглядывают в картишки перекинуться. Но папа ничего не хочет слышать, все время, когда рядом нет старых приятелей, он сидит, уставившись в телевизор, смотрит, ждет чего-то. А телевизор такой же древний как сам старик. На нем и работает-то всего два канала, остальные давно перешли на трехмерный формат, а в те времена, когда эта техника была создана, о таком чуде и не слышали вовсе.