— Да, пробуй себе на здоровье! Что я тебя всё уговариваю! — Сергей, поняв, что последняя попытка переубедить друга проваливается, даже стал медленнее говорить. — Дай знать, когда долетишь и устроишься.
— Ну, мне пора. Посадку объявили. — Денис медленно обвёл глазами просторный зал, пожал другу руку, легко подхватил увесистый багаж и направился к дверям. Едва его могучая фигура скрылась из виду, из-за колонны вышла девушка.
— Что, уже улетел? — спросила она, положив руку на плечо всё ещё глядящего на дверь Сергея. Её голос звучал почти беззаботно, но, всё же, едва заметно подрагивал, выдавая переживания.
— Карина?! — Сергей подскочил на месте. — Ты опоздала? Погоди, я сейчас узнаю, может быть, его ещё можно вернуть! — Молодой человек снова засуетился, явно собираясь куда-то бежать, а его пулемётную речь теперь едва можно было разобрать. Половину слов приходилось угадывать.
— Не нужно. Я не опоздала. — Карина грустно покачала головой.
— Но тогда почему…
— Я не хотела на него давить. Мы уже обо всём переговорили раньше.
— Но ты могла бы его уговорить!
— Возможно. Но для чего? Чтобы он потом всю жизнь винил меня в том, что не попробовал, не поехал?
— Но это же могло его спасти!
— Спасать надо было когда-то раньше, когда мы все что-то упустили. А теперь… теперь он сделал свой выбор.
— Что ж, посмотрим, каким он вернётся через год!
— Он не вернётся, — почти прошептала девушка.
— Ты думаешь, он ничего не поймёт?!
— Поймёт, но Денис слишком гордый, чтобы признать ошибку. Думаю, это навсегда. — Карина говорила это ровным, но каким-то безжизненным голосом и, казалось, вот-вот готова была разрыдаться.
— Не переживай так, он, конечно, обустроится. Такие головы нужны везде. И мускулы тоже… — Сергей вздохнул. — Вот только проживать он будет чужую жизнь.
— Скорее, бессмысленную, никакую. Делать не то, к чему у тебя призвание, не то, что приносит людям настоящую пользу, а то, за что больше платят, всю жизнь гоняться за деньгами… — Девушка вздрогнула. — И почему это случилось именно с ним? Ведь в наше время это такая редкость. Едут к нам, а не от нас!
— Закрытость нашего общества была когда-то большой ошибкой. — Сергей заговорил непривычно спокойно и рассудительно, уже смирившись с случившимся. Создавалось даже впечатление, будто он отвечает на экзамене или сам читает лекцию. Впрочем, насколько помнила Карина, история испытательного срока была у него когда-то темой то ли реферата, то ли даже курсовой работы. — Так что эта идея обмена, когда каждый молодой человек может прожить год при другом строе, а потом решить, вернуться или остаться, оказалась очень своевременной. Сначала этим правом стремился воспользоваться чуть ли не каждый. И, что удивительно, в первое время больше народу оставалось там, как дети, прельстившиеся красивой обёрткой, за которой нет никакой конфетки.
— А потом вся эта пена схлынула. Знаю-знаю, — кивнула Карина. — Получилось что-то вроде искусственного отбора в обществе. Сюда стремились лучшие, а все эти ловкачи, люди с гнильцой, отправлялись ловить рыбку в мутной воде.
— А за несколько поколений всё более-менее улеглось, и теперь таких желающих всё меньше. Кому охота терять год! А те, кто оттуда приезжают и потом возвращаются, говорят, с трудом потом приспосабливаются к той жизни. Наши же там вообще теряются, если специальные тренинги не пройти. Кто-то до конца не выдерживает, назад просится, кто-то опускается…
— И, всё-таки, думаю, здесь проблема воспитания. Что-то было упущено с Денисом… Ведь он-то не пена, не гниль! — сжав кулаки проговорила девушка.
— Знаю. Может, педагоги недоглядели. — Сергей помолчал. — А, может, просто все люди разные, и кому-то действительно там лучше… ***
— Не понимаю я Джона. Покинуть свободный мир и отправиться в добровольное рабство! Подумать только, жить по плану!
— Я всегда знала, что у него не всё в порядке с головой! Ясно было, что эти его социальные идеи до добра не доведут. Все эти философские книги…
— А помнишь, от какой карьеры он отказался! Видите ли, это не наука! А загребал бы сейчас побольше меня.
— Ещё бы! В другой раз вообще скандал понял. Лекарство, разработанное их фирмой, видите ли, ничуть не эффективней прежних, но гораздо дороже. Рекламщикам тогда здорово поработать пришлось, чтобы нейтрализовать его глупость.
— А, может, таким сумасшедшим только при Советах и место?
— Ох, погодите! Он ещё там наплачется! На коленках назад приползёт.
— А этот новоприбывший, Дэннис, толковый парень. Только странный какой-то. Хорошая зарплата, свой дом, в кредит, конечно, а он ходит мрачнее тучи. Поговаривают, что пить начал.
— Будешь тут странным, когда всё детство прошло при Советах. На свободе нужно освоиться. Ничего, он пообвыкнется, пусть вот сходит к психоаналитику, и с ним всё будет ол-райт!
mmai@yandex.ru
Деркач Максим Александрович
Живая игрушка (214)
Автобус по маршруту «Проспект Гагарина – 63 микрорайон» в эти часы как всегда почти пустой. Поэтому сесть на удобные кресла было довольно просто. Хотя мне, девушке, грех жаловаться. Мужчины всегда уступают место. Даже в час пик. Уступают и улыбаются. Бывает сам такой маленький и такая большая сумка. Едет из аэропорта. И все равно уступает. По часу готов стоять, лишь бы девушка сидела. Стоит и улыбается. А возразить попробуй – обидится. Мол, я не мужчина что ли? Да ведь и не возразишь тут.
Но сейчас другая ситуация: уже около десяти, автобус развез всех на работу и теперь неторопливо движется по своему маршруту. Подбирает тех, у кого работа с разъездами связана. Мало таких.
Я и сама не такая. Обычно в это время учусь. Языки учу. Сейчас итальянский. Там, в Италии недавно социалисты победили на выборах. Поздновато, конечно. Особенно для Европы. Но все-таки победили. И теперь нам всем требуются переводчики для развития дипломатических отношений. Особенно итальянцам. Опыт перенимать, так сказать. Studiare.
Но сегодня я отпросилась с занятий. Благо, куратор все понял. Он вообще все понимает. Хороший человек, добрый. Настоящий советский. Это мы его так в шутку называем. А он не обижается. Наш куратор вообще никогда не обижается. И не ругается. Пожурить может. Но ругаться – никогда. Нас, студентов, детьми своими называет.
Уйти мне пришлось из-за Минора. Минор – это мой робот-пес. Мне его родители подарили на десятилетие. С тех пор он со мной всегда был. Играл со мной. И защищал. Правда, на меня не нападали никогда. Но я уверена, случись что – Минор бы защитил. Не потому что был на это запрограммирован. Потому что любил меня. Глупо звучит, я знаю. Родители мне также говорят.
Я всегда считала Минора живым. И до сих пор считаю. Он для меня больше, чем просто робот-пес. Когда мне было весело, он играл со мной. Когда грустно, а пес всегда это чувствовал, он ложился рядом и пытался меня утешить. Своеобразным способом, конечно. Ложился рядом и скулил. Но мне становилось лучше. Я с ним делилась своими мыслями и чувствами, и мне кажется, что Минор меня понимал.
Родители водили меня к школьному психологу. Он сказал, что это нормально. Мол, родители постоянно на работе, друзей у девочки настоящих нет. Да и у кого они есть, в наше то время? Вот психолог и сказал, что я проецирую на него человеческие качества. Я тогда не понимала, что это за странное слово «проецирую». Но родители вроде как успокоились. Тем более что их заверил психолог, что я повзрослею, и это пройдет. Но я взрослела, а это не проходило. Не проходило и все. В итоге родители плюнули на это, и стали принимать как есть. А мне только лучше.
Мы с Минором не разлей вода всегда были. Я его даже в школу пыталась затащить пару раз. Заканчивалось печально, правда. Но со школы я бежала к нему, и он встречал меня еще на улице, махая своим металлическим хвостом. Хвост был поцарапан и потрепан. Да и сам пес был уже очень старой модели. Старой, очень старой. Но я его ни за что не поменяю. Хотя родители предлагали уже тысячу раз. Мне эти новые роботы-животные не нужны. Мне Минор нужен.