Не успело сердце вернуться к нормальному ритму, как больной, без рывков, плавно, словно робот, повернулся к Лене и обратил на неё свой бесконечно пустой взгляд, не выражающий никаких эмоций. Такой пугающий взгляд Лена видела только у трупов, когда только ещё проходила практику в медицинском. Но этот был живой, он двигался, дышал, но иных признаков жизни, казалось, не вовсе подавал.
— Сестра, запиши сообщение, — слабым, осипшим голосом прошипел больной.
— Ч-что, ч-что вы сказали? — начиная приходить в себя, прошептала Лена.
— Пиши, пиши. Это важно. Важно для судьбы Союза. Больше не спрашивай – пиши
Голос больного подействовал удивительно успокаивающе, словно гипноз. Лена мгновенно пришла в себя, достала КМП из кармана, и приготовилась писать.
— Пожалуйста, диктуйте, — сказала сестра и не узнала свой голос, он тоже звучал немного осипшим.
— Записывай дословно, без вопросов. Марс – покинутая зона. Жизнь ушла. Нужно тепло. Нужен кислород. Попытки вернуть Марс – остановить. Противник идёт ближе к Солнцу. Отозвать волонтеров. Отозвать…, - больной закашлялся, но, прокашлявшись, продолжил, теперь глаза его наполнились болью, говорить ему было трудно, — Отозвать инженерные и медицинские части. Красная Планета остывает. Все. Большее не пиши, подпишись моим именем и своим, потом отправь это в Комитет по Освоению Марса, и опиши по-своему, медицинскими словечками все, что со мной происходило, дальше тебе поможет мой товарищ.
— Чем поможет?
— С чем не знаю, но помощь тебе понадобится, увидишь. А пока прости, мне нужно отдохнуть, уколи мне инъекцию и отправляйся к себе. Спасибо тебе за всё, — больной улыбнулся сквозь боль, кажется, даже подмигнул сестре, отвернулся к стенке и захрапел в унисон со своим соседом.
Лена была спокойна, но руки отчего-то тряслись. Предчувствия были ужасные. С дрожью в руках, непонятно зачем, она приставила инъектор в шее больного, и сделала ему комплексную инъекцию, а потом ноги сами понесли её в её блок, отдыхать и переваривать случившееся.
Утром Лену разбудили без помощи ультразвука и вибраций, а просто растолкали руками. Она хотела огрызнуться за подобную наглость и нарушение ее личного пространства, но заведующий её отделением, Гаврила Сергеевич, первым разразился криками.
— Павленская, вы что себе позволяете? Почему вы спите! Вы не знаете, что произошло?
Лена не понимала ровным счетом ничего. Она всегда была немного заторможена с утра, и ей требовалось много времени, чтобы разойтись, но в этот раз Гаврила Сергеевич словно окатил её из ледяного душа:
— Павленская! Ваш подопечный, больной волонтер Нестеренко скончался! Просыпайтесь, будем оформлять документы! Срочно! Это ж надо, всю статистику нам испортила… — удаляясь из блока безалаберной сестры Павленской, разговаривая уже сам с собой, бормотал Гаврила Сергеевич.
Лена быстро пришла в себя, собралась, и выпорхнула из своего блока. Остановившись на полдороги, она вспомнила, что нужно отправить послание и, достав светящийся голубизной КМП, отправила набранный ночью текст на адрес Комитета по освоению Марса.
Дальше последовала череда не совсем приятных событий. После оформления скончавшегося волонтера, несколько дней пролетело спокойно, будто ничего и не было. Но затем к орбитальному госпиталю пришвартовался челнок медицинской комиссии земли и провел полнейшую, доскональную проверку. После, составив несколько актов и выявив лишь незначительные нарушения, они собрались отправляться обратно на Землю. Но, прежде чем челнок комиссии взял курс на Землю, из земного комитета медицинских работников пришло сообщение с требованием выслать им товарища Елену Павленскую для проведения расследования, и разъяснений обстоятельств.
Скопировав себе медицинскую карту больного, сестра покорно подчинилась и вскоре предстала перед членами комитета – людьми в Союзе крайне уважаемыми, и оттого немного напыщенными и резкими. Как обычно и происходит на подобных собраниях, сперва на неё вылили много грязи, раскритиковав её безалаберность и неспособность поддерживать больных в жизнеспособном состоянии. Потом дали слово самой Лене, она пробовала защищаться, показывала историю состояний больного, доказывала правильность своих действий, но это ни к чему не привело. В результате, до выяснения обстоятельств, ей назначили область привязки – географическую зону, которую она не может покидать ни под каким предлогом. За нарушение границы этой зоны она могла лишиться всего, что имела: работы, имущества и чистого уголовного профайла.
Дни даже в такой достаточно свободной форме заключения тянулись как жевательная резинка. Да и область привязки ей назначили не лучшую: ни одного интеллигентного человека вокруг, не с кем было говорить. КМП тоже отобрали, а взамен выдали продукт прогресса времен её деда – планшетный компьютер с чудаковатым логотипом в виде надкушенного яблока. Он был очень большим, и не умел почти ничего. Поэтому Лена всё свое время просто читала книги – на это её компьютера хватало.
Но даже самая долгоиграющая жевательная резинка когда-то кончается, и спустя время, долгое по ощущениям Лены время, её вызвали в Комитет по Освоению Марса, и временно разрешили покинуть установленную область привязки. Хоть какое-то разнообразие.
В назначенный день Лена предстала перед Комиссией. У нее не было ничего, чтобы защищаться от нападок уважаемых членов комитета: медицинская карта осталась на отнятом КМП, свидетелей у неё не было. Было только отправленное письмо. Это была её последняя надежда на чудесное освобождение. За халатность в отношении волонтера ей могли грозить очень неприятные санкции. Волонтеры были на вес золота. И не удивительно: если бы у Лены были бесплатные рабочие, трудящиеся на опаснейших работах за идею, она бы тоже берегла их, как зеницу ока.
Три удара по графину с водой звонко разлетелись по полупустому залу заседаний – слушание по делу смерти волонтера началось, и глава комиссии, имени которого Лена не знала, выступил первым:
— Уважаемые товарищи, моё выступление будет коротким. Мы собрались здесь, чтобы обсудить недавно случившийся инцидент на орбитальном медицинском госпитале. После череды обстоятельств, трактуемых, как халатность медсестры, был найден мертвым волонтер Нестеренко А.М. Но не это главное. Сестрой Павленской, которая находится ныне в зале, было отправлено письмо, подписанное именами товарища Нестеренко и многоуважаемой медицинской сестры Павленской. Письмо, сразу скажем крайне странного содержания. У каждого из вас, в компьютерном помощнике есть копия – можете ознакомиться. Главная идея письма, записанного, видимо, со слов больного, состоит в том, что кампания по освоению Марса должна быть свернута. Так, товарищ Павленская?
— Я записывала со слов больного дословно, поэтому достоверно о содержании его мысли судить не могу. Но позволю себе с вами согласиться, что содержание этого послания именно такое, — серьезно и с чувством достоинства парировала Лена.
— Именно. Смерть больного, причем смерть странная – это единственное подтверждение того, что наша кампания на Марсе опасна. Но бесполезна ли она? Стоит ли нам её прекращать? Многое уже сделано, и человечество уже в нескольких шагах от освоения новой планеты. Вот так вот взять и перечеркнуть все усилия, основываясь только лишь на этом письме? Сказать гражданам, что их усилия были напрасны? Кто что думает по этому поводу?
Полупустой зал заседаний загудел, как рой шершней, когда все, кто в нем был, ввязались в нерегламентированный спор друг с другом о том, нужно ли принимать какие-то меры, и даже беспомощные удары по графину с водой тонули в этом гуле, оставаясь незамеченными. Спор с каждой секундой разгорался все сильнее, и, казалось, не будь члены комитета людьми столь грузными и неповоротливыми, он перерос бы в драку. Лена с ужасом наблюдала за тем, в какой суматохе рождается истина, и прочие решения комитета.
Гул господствовал уже несколько десятков минут. И ничто уже не могло его остановить, кроме чуда. И оно случилось. В дверном проеме появился высокий статный мужчина, облаченный в парадную форму космических волонтеров.