Гул стих в считанные секунды, и один из членов комитета, скрипящим голосом спросил:
— А вы кто такой, собственно будете, товарищ? Вы… Вы как здесь оказались?
Фигура незнакомца отвечала отчетливо и громко:
— Разрешите представиться. Волонтер кампании по освоению Марса, 742 кластера, Селиванов Григорий Маркович. Я прибыл в комитет без приглашения, прошу меня простить, важной с целью реабилитировать эту милейшую девушку в глазах общественности, и убедить членов уважаемого комитета в нецелесообразности дальнейшего продолжения кампании по освоению Марса. Прошу выделить мне немного времени на выступление.
Комитет был вновь готов загудеть, но председатель одернул их, громко постучав по графину.
— Прошу вас, товарищ, Селиванов, попробуйте внести ясность в это дело. Хватит ли Вам пяти минут? — с почтением проговорил председатель
— Благодарю, этого будет вполне достаточно. Я начну.
Лена узнала его. Фамилия ей показалась знакомой сразу, но форма и подобная выправка сбивала её с толку. Сейчас перед ней и другими членами заседания будет выступать тот самый хам, сосед того волонтера, из-за которого у Лены и начались все эти неприятности. Осознав все это, Лена обратила внимание на Селиванова, который уже давно начал свою речь:
— Таким образом, нам с Нестеренко было поручено продвигаться южнее, в следующий квадрат с целью разведки. Мы пошли не одни, но мы вышли на несколько часов ранее. Следом за нами вышло ещё две группы. Через несколько километров пути, наши навигационные модули дали сбой, и мы потеряли свои координаты. Было решено продолжать разведывательную операцию. Спустя 2–3 километра, по моей оценке, я стал задыхаться. Я подумал, что респиратор вышел из строя и попросил товарища заменить его. Но это не помогло. Я продолжал задыхаться. Мы испробовали все наши запасные респираторы, но, ни один не давал мне дышать нормально. Дальше рассказываю со слов товарища. Он оставил меня, активировав маяк экстренной помощи, а сам продолжил намеченный путь. По его словам, вскоре он увидел холм на горизонте. Приблизившись, он нашел там сооружение построенное землянами. Внутри он обнаружил носитель информации, и не преминул просмотреть содержимое. Там был журнал космических сил Соединенных Штатов Америки, описывающий деятельность их базы. Этот носитель при мне, я готов предоставить его вам для проверки достоверности. Скажу лишь, что он подтверждает письмо написанное сестрой Павленской, по словам Нестеренко. Далее Нестеренко вернулся на свою базу, но сразу попал в полевой госпиталь. У него обнаружилась высочайшая температура. После мы попали в орбитальный госпиталь. Дальнейшую историю вы знаете. Итогом моего выступления будет ходатайство о прекращении Марсианской компании. Советский Союз считал себя передовой страной, но оказалось, что он повторяет чужие ошибки. Судьба страны зависит от того, признаем ли мы свою ошибку достойно, или же продолжим работать на Марсе, зная, что ничего, кроме признания мы этим не добьемся. Принимая решение, помните, что впервые Союз умер как раз из-за того, что власть работала не на результат, а на показ. Второй смерти моей любимой страны. Я не допущу. На этом попрошу разрешить мне, и сестре Павленской удалиться. В принятии решения мы вам не сможем помочь. Надеюсь на вашу смелость и благоразумие.
После этих слов, поклонившись, Селиванов подошел к Павленской, взял её за руку и вывел из зала заседаний в полной тишине. Только стук каблуков отдавался эхом в ушах членов комитета…
Лена была поражена и крайне удивлена подобным поворотом событий. Она была уже спокойна за свою судьбу, и за судьбу Союза, ведь с таким убедительным оратором невозможно спорить! Но всё же, её мучил один вопрос, который мог привнести немного ясности и умиротворения в ту череду событий, невольной участницей которых она стала.
— Товарищ Селиванов, разрешите задать один вопрос? — с плохо скрываемым волнением спросила Лена.
— Всё что угодно, сестричка
— А почему вы тогда не продиктовали мне сообщение? Почему отвернулись и уснули? Я, между прочим, сочла это за хамство.
Селиванов снисходительно улыбнулся и, смеясь лишь самыми уголками, рта ответил:
— Ты меня прости, Ленок, но тогда мне просто очень хотелось спать…
Aerys
Что и требовалось доказать (219)
Вычислитель Вероятностей был ограниченно разумным. Его создатели не путешествовали в космосе: оставаясь в замкнутой самообеспечивающейся техносреде, они накапливали и обрабатывали информацию о био- и ноосферах далеких миров.
Третья планета системы была обитаема. Значительная волновая и двигательная активность отмечалась на её спутнике, следующем – четвертом по порядковому номеру небесном теле, и в поясе астероидов. На второй планете упорядоченно излучали только два крупных объекта.
Ника задумчиво свистнула в усилитель шлема. Звуковые вибрации передались породе, от неё – роботу, который подбежал, забавно переставляя суставчатые ноги.
Молекулярным щупом она взяла последнюю пробу и просмотрела данные анализатора. Пора возвращаться. Ионный душ, тренажеры, бассейн. Пообщаться с родителями. Оранжерея. Мама обязательно спросит об экспериментах с растениями. Сутки на поверхности кончились. Целую неделю можно работать дистанционно, из модуля.
Коллектив, милые лица: насмешливая Алдона, обстоятельный Майк, Владислав, Ю, Беллочка, Кирилл, Георгий. И мрачноватый Степан с угольно- черными глазами.
Между ними ничего не было кроме профессиональных товарищеских отношений, даже самого легкого флирта. И всё же с каждым днем всё более томительно и жутко балансировать на этой грани. Он никогда не выражал интереса большего чем вежливое дружеское участие. Нужно ли дать ему понять, можно ли? Что будет, если Степан откажется? Сможет она быть рядом по-прежнему, проектировать вместе – или надо будет переводиться в другую группу? В такой ответственный момент имеет ли она, советский инженер, право рисковать реализацией Проекта ради личных эмоций?
Вычислитель считывал и регистрировал огромные массивы данных, от анализа горных пород до генного сканирования животных. Двигаясь по оси времени, запечатленного в кристаллах и митохондриях, он делал периодические скачки в развилках бифуркаций и катастроф, просматривая возможности; надолго замирал в узлах и решетках схождения, расплетая многомерную стохастическую геометрию сопряженных пространств. Пронизав вихревую матрицу наквозь, он вышел в точку возврата.
Только третья планета системы была обитаема. На спутнике не просматривалось никакой активности, излучали лишь орбитальные станции.
— Я тебе говорю, что не могу, пока он там стоит! — Майя яростно стряхнула пепел в пустое блюдце. — Поезжай домой, завтра допишем.
— Столько времени убили на ерунду. Зачем ты его звала, если не хочешь видеть?
— Никто никого не звал. Он прилип как банный лист, я ляпнула только чтоб отвязяться. Думала, протрезвеет и забудет.
— Ага, забудет. Сколько он ждет? Час, полтора? Настойчивый. И что с тобой случится если ты выйдешь и поздороваешься? Он укусит? Сделает замечание? Отхлещет цветами?
— Не отстанет. Видишь, намеков не понимает, и вообще зануда. На фиг он мне сдался? Живет в общежитии.
Веер возможностей был свит в пульсирующую прямую. Точка схождения сияла почти невыносимо – в ней сплелись все нити текущей реальности. Редчайшая по красоте комбинация встретилась Вычислителю впервые. Для бесстрастного фиксирующего аппарата переживание было сравнимо с религиозным экстазом или восторгом творчества.
Рыжая девушка вытерла чашки и повесила истрепанное полотенце на спинку стула.
— Дождь пошел, я и не слышала. Ты что? Он до сих пор стоит?!.. Знаешь, подруга, этой черты я в тебе раньше не замечала.
— Его никто не держит.
— Мальчик ничего плохого ещё не сделал. Зачем издеваться?
— Троллейбус подошел. Сейчас уедет домой.
— Вот и я заодно уеду. В свою общагу. Может, я тебе тоже по социальному положению не подхожу?