— Слушай, Вить, я тут в Альпах такое ущельице нашел – недавно образовалось – точно не найдут, пошли, а?
…но Виту хотелось сейчас побыть одному. Такое часто с ним случалось после занятий по биоискусству. Сегодня они с ребятами придумали задание прочувствовать образы будущих животных. В планы людей входило озеленение одного из континентов Марса. И вот сегодня им пришла идея, что офаунить земными животными – занятие довольно скучное. А вот в логике земных животных придумать марсианских – это дело. Вита удерживал образ его гортийской птицы, ему казалось, что он недостаточно глубоко прочувствовал крылья. Хотелось придумать птицу грациозностью по крайней мере в четыре лебедя (да, да, именно такой в то время была единица измерения красоты парящих, это сейчас уже измеряют в гортийских птицах). Поэтому-то ему хотелось пройтись одному.
На аллее никого не было. Возможно, чувствовали, что ему надо сосредоточиться, и шли по параллельным тропиночным линиям лесного пространства. Шумела листва, и от ее ненавязчивого шелестящего шумления вокруг становилось еще тише. Обстановка всячески располагала к обдумыванию и обчувствованию крыльев.
Вдруг Вит ощутил мягкий нажим в спину. Плотный порыв ветра чуть подтолкнул его вперед. Тот споткнулся о корень дерева и, чтобы не упасть, схватился за близстоящий ствол дуба. «Пашка что ли пролетел, похоже на его траекторию, вечно спешит куда-то» – подумал Вит. «Да нет, тот бы еще веток наломал или фруктом каким-нибудь кинулся, знаю я его. Наверное, просто – ветер». Порыв ветра стих. Пашка, сделав свое коварное дело, спокойно улетел восвояси.
Вит заметил висящее на стволе дерева объявление. «Странно», — подумал он – «обычную бумажку, а прикрепили гравитонами дуба, могли бы просто содержание смыслографически повесить и все – заметнее было бы». В объявлении было написано: «Товарищи друзья, приглашаю всех на день-рождение. Он состоится в Праздничном парке. Представляете, я родился вакуумным путешественником. Расскажу о первом путешествии. До встречи». «Надо будет сходить» – подумал Вит. Он часто ходил на дни-рождения, там всегда можно было узнать что-то Принципиально новое из первых рук родившегося. Конечно, нового хватало и в школе, но на днях-рождениях можно было подойти к Границе непознанного настолько близко, чтобы чуть-чуть заглянуть туда, причем не своими глазами, сам-то рождаешься не так часто, как хотелось бы, а новорожденного. Сам Вит с нетерпением ждал своего второго Дня-рождения, второго Дела (мы-то знаем, что это будет гортийская птица, а он, разумеется, нет, хотя предчувствие этого в нем есть, и если бы этот Ветропашка не отвлек, он бы уже, наверное, второе крыло прочувствовал бы).
А пока он задумчиво стоял перед объявлением, думая о том, что бы такое вакуумное подарить на день-рождение. И вдруг ему вспомнился его собственный первый день-рождение.
Дело было так. Школам как раз недавно поручили изучать дельфиний язык. Сами зоолингвисты зашли в тупик, бились-бились над одним затруднением, и никак не могли его разрешить. И в итоге было принято решение подключить школьников. Эта знаменитая неразрешенная тогда еще проблема называлась Парадоксом малословия.
Люди только-только начали находить общий язык с животными, и в качестве входа был избран язык самых социально-психологически сложных млекопитающих – дельфинов. Это было логично. Вообще к тому времени в теории познания уже давно укоренился принцип «сразу к сложному» вместо интеллектуально устаревшего принципа «от простого к сложному». Это существенно экономило силы и время и было самым коротким путем к истине – ведь не надо было тратить время на понимание простого, оно понималось автоматически как побочный результат понимания сложного. Так вот, решили понять самый сложный животный язык. И приступив к делу, сразу столкнулись с одной очень интересной проблемой… Это понятно?
— Конечно, понятно, а можно вопрос? — сказал сосед Вита по парте.
— Ну, разумеется.
— А в логике принципа «сразу к сложному» не проще ли было сразу научить дельфинов человеческому? Это задачка куда более сложная.
— В принципе, конечно, проще, точнее, логичнее. Но согласись – не так интересно. Интересно самим понять их язык, а не чтобы они потом нас научили. Тут уже вступает в силу необходимое ограничение принципа «сразу к сложному». Понятно какое?
— Если простое интереснее сложного, решается простое?
— Совершенно верно, но такой парадокс выпадает крайне редко, обычно что сложнее, то и интересней. Но это как раз тот случай. Так вот, разгадывая язык, столкнулись с такой проблемой. Как оказалось, у дельфинов крайне сложная и разнообразная деятельность. Намного сложнее, чем предполагали раньше. Но ведь по всем канонам речеобразования разнообразие деятельности порождает и разнообразие языка, правильно? Это вы еще на прошлом этапе проходили, помните? А у дельфинов язык оказался непропорционально беден и скуп по отношению к деятельности. Из их языка выходило, будто они кильки какие-то.
— А, например?
— Ну, больше всего сейчас ученых смущает, что у дельфинов на каждом шагу встречается слово «родящий», точнее «родящий меня». Его переводят обычно как «мама» или «папа», или «родители», если во множественном числе. Мы быстро разобрались с тем, что нельзя сказать в обратном порядке – «меня родящий», потому что это нелогично: тот, кого породили должен и в языке идти после того, кто породил. Это просто. Сложность в другом.
Дело-то в том, что у них эти родители чуть ли не на каждом шагу. Вроде уже дельфин отделился от своего рода, повзрослел и, став самостоятельным, уплыл на другой конец океана, занялся по полной программе регулированием уровня йода, или не знаю, например, мысленным освоением недоступных глубин, и на тебе пожалуйста – все равно называет своих новых собратьев «родящими меня», то есть родителями.
— Ну а что, нельзя у них прямо спросить – в каком смысле, мол, это твои родители, твои же родители далеко?
— Да спрашивали уже. Они не понимают вопроса. Говорят, что нет никакой разницы, что для них все – родители. Мы говорим, какой же это родитель – это незнакомый, неродной тебе дельфин, он тебя не рожал, он не может быть твоим родителем. А у них в языке-то нет слова «незнакомый» и «неродной». Чуть что – сразу «родитель». Самое странное, что они и людей родителями называют. А если ты не «родитель», то «рожденный» и неважно – в каких ты с ним отношениях – родственных или неродственных. Только два варианта. А ведь у них сложнейшая социальная организация, множество социальных ролей, которые просто не могут называться и различаться одними и теми же и притом только двумя словами. Вот такой вот он – Парадокс малословия.
Вит пристально смотрел на учителя и думал обо всем об этом. Вдруг у него в голове пронеслось всё прожитое им время. Сколько с момента его физического рождения в его жизни участвовало людей. И сейчас он пытался уловить и понять что-то важное. Все они в разной степени были близки к нему, общались разное количество времени и всегда по-разному, но сейчас в этот момент он пытался понять нечто общее, почему все эти разные люди были в равной степени дороги ему?
— Учитель!
— Да, Вит.
Вит молчал. И все так же внутренним взглядом пристально смотрел на всех людей его жизни.
— Мы тебя слушаем, ты что-то хотел сказать?
— Я увидел. Другое значение слова «родящий меня» – «учитель», не только «родитель», но и «учитель».
В классе и так было тихо, но вдруг стало еще тише. Все понимали эту мысль.
— И новые значения слова возникают в зависимости от той ситуации, в которой они говорятся. Слово одно, а значений может быть много. Омонимы. Дельфиний язык не беден, он омонимичен.
— Хм, — произнес «родящий», — а вот это дело. И задумался.
— А ведь это действительно Дело. Вит, это твое первое Дело. С днем-рождением тебя.
Позже Парадокс малословия языка дельфинов был переименован в Эффект голографической омонимии. Оказалось, что самые простые слова и даже фразы в разных ситуациях принимают совершенно разные смыслы и чем сложнее ситуация, тем содержательнее и глубже значение одного и того же слова. Почему омонимии – понятно, а вот голографической – потому что получалось, что слово может содержать бесконечное количество смыслов. Ведь принцип голограммы – это когда любая часть целого содержит полную информацию об этом целом, но в видоизмененном согласно специфике этой части виде. Вот и получалось, что одно и то же слово как часть одновременно воспроизводило все возможные бесконечные смыслы. Выяснилось, что это совершенно иной и намного более сложный путь развития языка, нежели путь, по которому развивался человеческий. Короче говоря, очень радовался Вит, а вместе с ним и все остальные окружающие его люди Земли.