Отбросив бредовые мысли о призраках, растворяющихся после злодеяний, Дмитрий вновь перевел обзор в тепловой режим. Сквозь стены холодной породы виднелся красный остывающий след. Он пролег в стене, будто там находилась воздушная перемычка. Определенно, он вел туда, где есть кислород – возможно, тяга оттуда и спасла жизнь Донцову; а также и американцу, ведь других выходов из теплицы Дмитрий не нашел. Самым страшным было то, что данный лаз обрывался в пятне фиолетовой мерзлоты, совсем не пригодной для человеческой жизни. Донцов даже боялся представить, на какой глубине от поверхности они находились.
Дыра в полу выглядела настолько маленькой, что Дмитрий испугался, как бы ни застрять в ней. Но скафандр вошел, и лейтенант понадеялся, что лаз не сузиться к выходу. Донцову показалось, что он буквально рождается заново, настолько сдавливали стены прохода в неизвестную мерзлоту. Спецкостюм старался защитить от переохлаждения, но частые повреждения, включая прямое попадание из ружья, истощили его ресурс. Дмитрий испугался, представив, что случилось бы с его телом, не будь на нем данной защиты. Датчик в шлеме подсказывал, что температура в этом месте градусов на шестьдесят ниже нуля.
Вывалился Дмитрий из лаза прямо в сугроб. Вмятину, которую оставил после себя американец, видимо, уничтожил взрыв; виднелись следы недавних, но уже успевших застыть потеков. А вот чуть дальше в белом снегу пролегли слепки протекторов с тяжелых ботинок.
Присмотревшись, Донцов испугался, что вокруг него инопланетная форма жизни, похожая на грибы. На полу природной пещеры лежал тонкий слой удивительного снега. Он походил не на сбежавшую манную кашу, как на Земле, а скорее на многомиллионную армию пешек: из утолщенного основания торчала крохотная ножка с каплей-шапкой на вершине. Какие физические законы влияли на столь странную форму снега, Дмитрий сообразить не мог, но на проверку он оказался все тем же конденсатом. Вдоволь насмотревшись на странные осадки, Донцов поспешил по оставленных в них следам беглеца.
«Морозилка», как окрестил эти туннели с грибным снегом Дмитрий, разветвлялась на бесчисленные рукава, как каналы на теле красной планеты. Психоделический бледно-голубой свет ламп напоминал Донцову о сотнях миллионов километров, которые отделяли его от родной Земли, а заодно позволял экономить энергоресурс скафандра хотя бы на подсветке. Рассматривая примятый ботинками снег, Дмитрий вновь испытывал чувство заманиваемой в ловушку добычи. Видимо, коктейль из транквилизаторов и амфетаминов, которым не уставал угощать скафандр, полностью отбил страх у Донцова. По-другому лейтенант не мог объяснить пренебрежение к собственной жизни и неудержимый охотничий азарт, который гнал его за беглецом.
Одна из темных ниш будто манила к себе, дорожка туда была утоптаннее, чем другие. Коря себя за неуместное любопытство, Дмитрий свернул с цепочки свежих следов и, подойдя к темному провалу, осветил нашлемным фонариком углубление в стене. Поначалу Донцову показалось, что там покоится кусок хорошо промороженного мяса, каким запасаются морозостойкие северяне на Земле. Точащие ребра из покрытого льдом обрубка отчасти подтверждали догадку. Но когда Донцов заметил в бесформенном куске человеческую кисть с отрубленными пальцами, то его чуть не стошнило в шлем. Не оставалось сомнений, что куски от «заморозки» методично оттесывали лазерным резаком, словно от говяжьей туши. Судя по удаленным мягким и жировым тканям, к этому куску человечины у аборигена был чисто гастрономический интерес.
Дмитрий тут же вспомнил жуткие кадетские страшилки, что американцы посылали на Марс приговоренных к «вышке» уголовников. Те, хочешь – не хочешь, боролись за выживание, но контроль над инопланетной базой оставался на Земле. Для сохранения жизни приходилось подчиняться и бурить червоточины, иначе отключат кислородную установку или обогрев – и утром колонисты уже не проснутся. Но архивные документы не подтверждали эту легенду: все астронавты тщательно подбирались не только по физическим, но и по идейно-нравственным показателям, так среди американских марсопроходцев не было ни одного атеиста. Но глядя на явные следы каннибализма, легко верилось в колониста-головореза с уголовным прошлым. И становилось уже совсем неясным, кто за кем охотится.
Донцов поспешил от страшной находки к свежепримятым грибам. Цепочка следов обрывалась совсем неожиданно: среди белой грибной поляны виднелась черная прогалина. То ли в горной подземной породе, то ли во многовековом льду, словно в проруби, покачивалась чернильная гладь. Еще ни разу Донцов не слышал, чтобы на красной планете находили воду в жидком виде. Похожая на кофе жидкость казалась необычно густой, а датчик температуры мигал невероятными минус семьдесят. Дмитрий в очередной раз удивился физике чужой планеты, но не вызывало сомнений, что для человеческого организма такой заплыв губителен. Но если отбросить гипотетическую возможность левитации американца, то приходилось признать, что тот нырнул в смертельную полынью.
Вода окутывала Донцова так плотно, что он чувствовал себя пойманным в янтарь комаром, или скорее вмерзшей в пруд на зимовку рыбой. Холодная жидкость проникала в скафандр, сжимала грудную клетку, играла со струящимся с небес золотым светом. Именно такой Дмитрий и представлял себе предсмертную агонию. Следуя законам загробного мира, он двигался в сторону света, не в силах противиться зову. На удивление, это оказалось не так уж и легко; приходилось двигать телом, напрягать мышцы, а не расслабленно лететь, подобно святому. Вскоре отмороженные конечности потеряли чувствительность и лишь механически гребли в сторону сияния.
Теперь в своей смерти Донцов практически не сомневался, даже не сожалел, что не дождался подкрепления, а ринулся в тщательно продуманную ловушку американца. Лишь удивлялся существованию посмертия, несмотря на строгую логику материализма. Но отмороженный мозг не мог долго концентрироваться даже на столь важной мысли, и Дмитрий, словно заведенная игрушка, продолжал бессмысленные телодвижения.
Когда Донцов вынырнул на поверхность, ему казалось, что он выпал из индуистского колеса Сансары в новое перерождение. Но вместо легкости несмышленого младенца, к Дмитрию возвращалась чувствительность измученного погоней старого каркаса, а вместо белизны родильной палаты, красовались все те же красные породы Марса. Тут же сильные руки схватили лейтенанта за горло и потянули из воды. Это совсем не походило на заботливую хватку акушера. К болевым рецепторам Донцова возвращалась чувствительность: тысячи вопящих точек по всему телу передавили сигналы об обморожении, пока с головы неаккуратно сдирали шлем.
С потолка пещеры слепил василиском прожектор. Именно на его свет, подобно мотыльку, спешил Дмитрий в сверхплотной воде. Золотой луч, прежде чем утонуть в пучине, проходил через самый настоящий иконостас: на фоне обветшалого полосато-звездного флага несуществующих Соединенных Штатов, висел крест с распятым мучеником. Дмитрий видел подобное лишь в музее атеизма, куда ходил еще будучи школьником. Не было сомнений, что здесь молился о спасении некогда единственный житель Марса, здесь же он и приносил жертвы своим богам. Тень от креста падала на землю, словно метка на карте, или место, куда нужно положить агнца на заклание.
В подтверждение догадок Донцова, американец достал армейский нож с мелкими зубьями и глубокой веной кровостока на боку; таким ничего не стоило проткнуть скафандр или отделить голову от шеи.
— Кто ты? Бес, галлюцинация, свободный разведчик? — Воздух в пещере хоть и был разряженным, но его хватало для дыхания без скафандра, потому американец и сам снял шлем. Астронавт оказался старым изможденным негром со словно изъеденным «червями» лицом и косматым лесом неухоженной щетины на подбородке. Все безумие долгой марсианской ссылки отразилось в его по-жабьи выпуклых глазах, готовых вот-вот лопнуть.
— Я уроженец Земли, ныне житель свободной колонии «Байкал» в двухстах двадцати километрах отсюда… — превозмогая боль хрипел Дмитрий, отхаркивая куски неизвестно чего.