— Эгоист и провокатор! — закричал Бельман, выскакивая в проход, словно в намерении рвануться к Гаврилову. — Подлая свинья!
— С вашего разрешения начнем голосование, — сказал Гаврилов, обращаясь к залу. О чем-то дискутировать сейчас уже было бессмысленно. Но напрасно они подняли такой крик, напрасно. Это сыграет против них.
Ни одно тайное голосование не бывает до конца тайным. Депутаты еще поднимались с мест, чтобы выйти из зала, но по их телодвижениям и выражению лиц Гаврилов уже видел, что многие на его стороне. Во всяком случае, почти все, кто от СССР.
Несколько минут спустя колокольчик в его голове обозначил окончание голосования. Двадцать один голос из тридцати трех! Сердце у него начало прыгать, как сайгак во время гона. Снаружи у дверей парламентского модуля его поджидал Самохин.
— Артем, — сказал он, — это действительно не голос человека. Ребята расшифровали эти звуки. Мы не знаем, кому они принадлежат. Это где-то в районе Южно-Китайского моря. В том регионе, возможно, есть действующие полусферы. Шумы идут из одного такого убежища. Но это и не робот.
— Это голос человеческий, — Гаврилов оглянулся на идущих от модуля депутатов. — Послезавтра ты должен быть готов к старту. Тебе повезло. Сейчас есть возможность лететь по оптимальной траектории.
Земля была почти так же красива, как до катастрофы. Но самое яркое красочное окно сияло над Союзом Суверенных Советских Республик, над СССР. Год назад, когда началось внезапное извержение десяти мощнейших вулканов планеты, все выглядело куда печальнее. Гигантские массы пыли и пепла закрыли солнце, а сернокислые аэрозоли почти разрушили озоновый слой. Времени разбираться с причинами извержений не было, их не выяснили до сих пор. Возможно, сдвинулись тектонические плиты после подземных ядерных взрывов.
Технологиями для нейтрализации и поглощения аэрозолей обладал только СССР. И только там небо осталось безопасным и дружелюбным. Огромные массы людей хлынули на север. Принять всех не было никакой возможности. И руководство СССР бросило все ресурсы страны для улучшения обстановки за ее границами.
Сейчас, снижаясь с земной орбиты, Вадим не отрывался от иллюминатора. Сияя талыми водами, проплыл Таймыр, качнул своими небоскребами Екатеринбург, блестящий, роскошный мегаполис, один из лучших городов мира, и дыхание у Вадима на секунду прервалось: в стороне показался его родной Красноуфимск, на многие километры окруженный палаточными городками. С востока, от Екатеринбурга, подлетал к нему гравитационный поезд, сбрасывая скорость перед мостом через Уфу. Тоненький голубой ручеек, если смотреть отсюда, а ведь когда-то он едва не утонул в нем, спасая малыша-первоклассника.
Над страной не было ни одного космического аппарата. Значит, большая часть энергетических запасов до сих пор идет на освобождение планеты от вулканических аэрозолей. Но по струнам автобанов летели автомобили, по аккуратным, точно линейкой расчерченным полям проворно двигались жуки комбайнов, а вдали, у горизонта, из ворот гигантского автоматизированного завода выплывали платформы с золотистыми плашечками деревянных сборных домов. Страна постепенно приходила в себя, несмотря на сумасшедшую нагрузку в виде миллионов беженцев и многомиллиардных расходов на восстановление планеты.
Вадим включил Click-o-clock. Чье-то жесткое дыхание и странные, но, несомненно, живые звуки все более усиливались.
Таиланд или Малайзия, определил Вадим. Но кто же это все-таки может быть?
Еще два оборота вокруг Земли, и многотонный корабль резко пошел вниз. Вадим переключил управление на автоматический выход ракеты к тем странным звукам. Теперь уже было ясно, что они идут из защитного модуля на одном из островов Сиамского залива.
Модуль, как и все такие сооружения, был советского производства, Вадим в свое время сам участвовал в его разработке. Ему, однако, не удалось открыть люк. Кодовый замок не сработал. Видимо, блок управления люком что-то заподозрил.
Вадим постучал. Молчание. Лишь прежние шероховатые звуки чьего-то дыхания.
Черт, иногда нельзя делать качественные, надежные, а главное, умные механизмы! Вадим провел ладонью по гладкой поверхности полусферы. Она была теплой и точно бы слегка пульсировала. Люк внезапно сдвинулся автоматически, и Вадим скользнул, почти упал внутрь. Должно быть, сканер все таки распознал в нем своего.
Когда глаза наконец привыкли к смене освещения, он осмотрелся. Встроенная в стену кухня, ряд кроватей, стол-трансформер, душ, туалет. Емкости с водой и небольшой склад для продуктов. Ни одного человека. И лишь на одной из кроватей, монотонно раскачиваясь, сидел орангутанг.
Их взгляды встретились. Желтые глаза орангутанга были тихими, молящими и водянистыми то ли от слез, то ли просто от старости. И опять этот странный звук, так похожий на человеческий голос. Вадим вздрогнул и, чувствуя себя совершенно обессиленным, опустился на соседнюю кровать.
Два часа спустя его вызвал на связь Гаврилов.
— Это орангутанг, — сказал Вадим. — Он очень болен. Поэтому не может издавать такой же рев, как его сородичи, и у него голос больного человека. Гаврилов долго молчал.
— Как он там оказался? — сказал наконец.
— Автоматика модуля реагирует иногда совсем по-человечески. При ее изготовлении она перенимает какие-то качества у ее создателей. Гипербиологические наноматериалы. Она пустила его внутрь.
— Не болтай вздор, — сказал Гаврилов и опять замолчал.
— Это не вздор. Я знаю. Сканер дает сигнал на открытие тем, кому нужна помощь, и тем, кто хочет помочь. Я видел возле полусферы обломок ножа, а на ее поверхности белые мазки. Такие следы оставляют на этом материале пули. Блок управления не сработал при всех усилиях этих людей открыть люк. Я уверен, это были мародеры, пробирающиеся на север.
Гаврилов теперь молчал так долго, что Вадиму показалось, он ушел со связи.
— И что теперь? — в голосе Гаврилова была жесткая нотка, которой Вадим раньше не замечал. — Что мы скажем Бельману и остальным, когда ты вернешься с орангутангом на борту?
— Орангутанг не может лететь. Его организм не выдержит стартовой перегрузки.
— Значит, ты вернешься один? Ты соображаешь, что говоришь? Прогулялся на Землю к своему удовольствию и обратно? В то время как мы подвергаем риску всю колонию. Выйдет из строя один из оставшихся генераторов, и нам хана.
— Я остаюсь здесь, — сказал Вадим. — Корабль вернется на автопилоте. Вместе с энергетической установкой.
— Да ты окончательно сдвинулся! — Гаврилов задышал так нервно и шумно, что Вадим вывел на минимум громкость звука.
— Я остаюсь здесь, — повторил он. — Есть кое-какие продукты, медикаменты. Может быть, спасатели успеют до нас добраться, прежде чем орангутанг погибнет.
— А может быть, и нет.
— Может быть, и нет, — сказал Вадим.
— Может быть, они уже и тебя не найдут в живых. Подумай о близких.
— У меня никого нет, кроме сына. Он меня поймет.
— Значит, ты обменял свою жизнь на продление жизни орангутанга? — медленно, выговаривая каждое слово, сказал Гаврилов. Вадим ничего не ответил.
— Пока, Артем, — сказал он так, словно прощался до завтра, и посмотрел в окно модуля.
Внизу на песчаный берег океана неслышно набегали волны и прилетевший, должно быть, с антарктических берегов альбатрос медленно плыл над голубовато-серой водой. Тьма, уже год висевшая над Землей, постепенно рассеивалась, но теперь нужно было ждать восстановления озонового слоя.
Бабарыкин Евгений
211: Воздушные Рыцари
Ветер стремительно набрал силу. Не прошло и пяти минут, как по шлему, по титанопластовой защите, закрывающей торс и колени, сначала зашуршали пыль и песок, а потом зацокали камешки покрупнее. «Доспехам» ничего не будет, а вот голые руки и ноги тут же зачесались, да и больно это – оказаться в эпицентре песчаной бури! Пусть и искусственной.
Андрей поерзал в седле аэрбайка, выглядывая судью. Быстрее бы в небо, там песка меньше, да и перестаешь замечать такие мелочи, как расчесанную докрасна кожу. Вот и желтый флаг!