Яр Платона пошёл вниз. Медленно уменьшались исполинские буквы на корпусе спутника. Заря уходила в сторону, величественная надпись отзывалась огнем в сердце. Ночь находилась на поясе астероидов, и так же как и Марсианска база Первая ждала груз с земли. Никогда еще Платон не был так уверен в своём деле, никогда еще не испытвал таких ощущений. Я на своём месте, я там, где нужен и полезен. Глаза зорко всмотрелись на красноватую поверхность внизу, маршрутник отсчитывал километраж.
Вечером Платон отправлял очередное письмо своей Анне. На землю. Взахлеб говорил о своей работе, о жизни здесь. Теребил карточку во время записи. Отправление шло долго, связь хромала и больше всего Платон переживал, что сигнал каким то образом не уйдет, что связь с орбитальной станцией передающей на Землю прервётся, и что она не получит письма, не услышит его слов. А он получил её письмо. Личная карточка показала лицо Анны. Заплаканные глаза лучились радостью, она что то хотела сказать, но не могла. Всхлипывала. Он не многое мог разобрать: Ты так похудел! и Я жду тебя! Здесь много о вас говорят, мама передаёт тебе привет.
На экранчике Анна прикусила указательный палец. Её глаза часто моргали. Она не знала, что еще сказать и чувствовала, что обилие слов не нужно. Он и она прекрасно понимали, далекие расстояния разделяют их. И время. Она там, он здесь. подобная ситуация настигла не только одного Платона. Многие, чьи жены и родственники остались на земле, а это почти все, предпочитали не вести разговор на личные темы. Предчувствие всплывающей из за горизонта и такой неминуемой разлуки с любимыми заставляло молчать. Тебя как будто нет в жизни людей, а есть только нескончаемая разработка. А что если не дождется? А вдруг со временем позабудут?…Такие присущие человеку вопросы.
Серая монотонность дней изматывала. Думать о лишнем не оставалось сил. Но со временем червоточинкой стала распространяться в голове темная мысль. Казалось работать становится всё труднее и труднее. И небыло тому видно ни конца ни края. Где тот былой тонус, неиссякаемая энергия и вечная улыбка? Они ушли. Платон начал уставать.
Сон оборвался резко, на полуслове, на полушаге. Круговорот ночных событий провалился куда то вниз, из сонного небытия Платона выдернул будильник, буквально вытащив его за ворот. Он присел на койке, тряхнул головой. Алексею подъем давался не легче. Земной пейзаж на картине, оставленной кем то из предыдущих вахт казался такой же безжизненной частью унылого интерьера как дверцы потертых шкафчиков. Платон вгляделся в картину сонными глазами. Нет, леса не шумели и солнце не грело. Ноги привычно полезли в защиту, костюм охватывал тело и становился всё более удобным.
Сигнал будильника резко вернул Платона в реальность, оставив лишь обрывки мутных и тяжелых снов. Он присел на койке, тряхнул головой. Алексею подъем давался не легче. Земной пейзаж на картине, оставленной кем то из предыдущих вахт казался такой же безжизненной частью унылого интерьера как дверцы потертых шкафчиков. Платон вгляделся в картину сонными глазами. Нет, леса не шумели и солнце не грело. Только каменистые гряды, словно обагрённые кровью, стояли за окном. Пейзаж совсем не походил на тот Белый город, в котором родился и вырос Платон. Где были широченные улицы со светлыми домами. И видимая отовсюду пика циклопического корабля, стоявшего на космодроме за городом. Первого, отправившегося на Марс. латон еще немного поразмышлял о разном и отправился на завтрак. Астероид неподвижно глядел умиротворенными глазами на своего хозяина.
После завтрака было сделано объявление. Разработчики территорий теперь будут работать не возвращаясь на базу. Предположительно в течении тридцати земных суток. Это предположительно вызвало бурю возмущения.
— Да ладно, что такого? Сколько ветераны здесь провели лет в гораздо худших условиях и ничего! Зато теперь они герои, — высказался Зимушкин.
— Помолчи, — Бригадир Васильев глянул на Алексея исподлобья, — если ничего путного сказать не можешь.
— Вы сами знали, на что шли, — возразил Алексей и замолчал.
Работа будет проходить в усиленном режиме. Сами понимаете, условия не дадут расслабиться, — начал Комендант, — это означает круглосуточное нахождение в защите. Защиту не снимать, шлем не отстёгивать. Я повторяю простейшие правила, которые вы все знаете. Участок для стоянки выбран, схема расположения заверена. Идут тяжеловозы с первого по десятый, первый тянет контейнер с необходимым. Режущая техника… — Комендант начал перечисление написанного на бумаге.
Платон сидел сжав зубы. Его вид был серьезен. Он представлял как будет выглядеть его будущая жизнь в течении ближайших тридцати суток. Чувство ответственности и небольшая тревога напряженно висели в воздухе. За комендантом на широком экране изображалась карта местности со схемой расположения техники на ней.
— Вопросы? — Комендант шарил взглядом по хмурым лицам, — Правильно, всё уже сказано, теперь нужно двигаться.
Купола остались далеко позади, колонна ползла за перевал. Прошла мимо далёкой базы иностранной разработки. Около двух тягачей копошились двое в скафандрах. Завидев колонну они замерли и долго провожали коллег взглядом.
Колонна дошла до нужного участка. Бригадир обозначил места для стоянки тяжеловозов. Постепенно формировалось правильное расположение техники, удобное и безопасное. Шагоход бригадира плюхал шипастые стопы на грунт. Двигался осматривая периметр. Световой день заканчивался. Прибытие и развертывание произведено точно в срок. Пора доложиться на Первую. Пилоты взяли с собой на этот выход личные вещи, хоть и разрешенный список был невероятно краток. В кабине у третьего был наспех вырытый цветок, помещенный в подобие горшка. В кабине четвертого расположился кот. Большим минусом являлась невозможность отправлять письма, станция на орбите принимала почтовые сигналы только с базы. Платон начал писать сообщения для своих на будущее. Словно дневник его выезда. Но слова давались тяжело, сказывалась напряженность ситуации. Любая авария могла привести к непоправимым последствиям.
Работа по расчищению участка началась. Штурманы самостоятельно вбивали флажки с маячками-ориентирами по периметру, машины в этих условиях не могли установить их точно. А точность решала больше, чем скорость. Бригадир на своём четырехметровом шагоходе шнырял тут и там, заглядывал в каждую щелку и как будто бы ни на секунду не останавливался. Бурильные машины подготавливались к работе. Пилоты сверялись с маршрутниками и выставляли свои буры согласно схемам. Необходимо было убрать слой коричневатого грунта и добраться до пригодных к переработке пластов. Участок имел внушительные размеры. И выбран был более, чем удачно. Переработать можно было весь периметр участка. По полученным данным геологоразведки, никаких скальных пород и перепадов высот не было. Задача состояла в снятии грунта на площади в десять квадратных километров. Тяжеловозы увозили грунт с места выработки. Нередко приходилось возить пригодные для переработки пласты земли в другие, более подходящие для хозяйства, районы. Вот и сейчас вся работа могла затянуться, если какие то территории признают непригодными.
Выход длился уже двадцать пятые сутки, работа шла как по маслу.
Яркой точкой по небу проходила станция. То пропадала, то появлялась вновь. Платон помнил впечатление произведённое ею. В середине следующего дня можно было заметить, как от станции спускается вниз яркое пятно. Это двигатели полыхали при спуске транспортного борта. Первое пятно, за ним второе. Обычно обходились одним бортом. Значаит необычный случай. Прибыли люди. Груз и пассажиры транспортировались отдельно. На отдыхе Алексей наблюдал, как на соседнем участке работает обогатительная техника. Они что то сыпали в такие же тяжеловозы и те тянулись стройными рядами в сторону базы. Базу заливало солнечным светом, где то там она, невооруженным глазом не разглядеть.
— Здесь мы, там рудокопы, где то там база. За нами иностранные бригады, — завел разговор Алексей.
— Много народу трудится, это точно, — подтвердил Платон.
— Однозначно, планета ожила. И ожила нашими усилиями.
Алексей пристально смотрел через толстые лобовые стекла. Защита и форма на нём были потерты. Из за частых выходов наружу, для проверки тягача. Хотя форма, этакий лёгкий скафандр, не была предназначена для более менее продолжительных наружних работ, Алексей не жаловался. Возвращался, и стуча зубами от холода тёр посиневшие губы.