Но ведь Паша без подшерстка. И ладно ноги, туловище, да руки в тепле. На голове-то шапки нет, только каска. А металл, как известно — не лучший теплоизолятор.
«Грелку бы… Или в баньку… Или с грелкой в баньку… Мля, как же холодно…».
Паршиво было не ему одному. Здоровяк хотя бы обладал исключительным гомеостазом, позволяющим поддерживать высокий уровень тепла на морозе продолжительное время. Остальные так и вовсе синеть начали.
Многие бандосы, забив на безопасность, рассовали холодные металлические пушки за ремни, да по карманам, а руки в тепло: В трусы, или в рукава.
Находящиеся по ту сторону стены из машин, охранники, занимающиеся подсчетом денег, не могли назвать точную сумму. Вечер, фонариков нет, нихрена толком не видно. Под фары не встанешь — опасно. Пачки и свертки разного номинала, и толщины, так что математикой тоже не блеснешь.
— Сорок три миллиона! С небольшим!.. — Увидев ухудшающееся состояние начальника, которому еще предстоял прорыв боем, Фуницын прервал подсчет.
Паша, услышавший колоссальную сумму, заработанную за один день, совсем не был счастлив. Он с мрачным лицом повернулся к Зелимхану, стоявшему неподалеку, и покачал головой. Тот был первым, кто отправился с парнями за деньгами, и за каждого из своих привез по полному миллиону. Но так как старик — «старший», ему и отвечать за всеобщую недостачу.
— Непорядок… — Голос Павла, словно пропитавшись холодом с улицы, резанул по ушам продрогшего горца.
Его телохранители быстро подняли опущенные автоматы, чувствуя необъяснимую тревогу. Хотя главарь Горьковских явно был окружен со всех сторон, и не мог ничего предпринять, что-то в нем настораживало. Будь то чрезмерная уверенность, или плотоядные глаза.
— Три дня. — Зелимхан несколько раз кашлянул, распространяя болезненный звон в бронхах. — Дай нам три дня, соберем. Это крупная сумма.
Несколько секунд Паша молча стоял, сверху вниз глядя на старого горца. И, в конце концов, кивнул. Наличность — лишь малая часть имущества бандитов. Собрать за один день сорок три лимона — тоже неплохо, а тянуть больше некуда.
— Э, давай ты не греби всех, губошлеп!.. — Малинов Олег, последним отправившийся за деньгами, и в данный момент, стоявший по ту сторону баррикад, громко возмутился отчету Евгения: — Я все привез! Мои пацаны свободны. Это детдомовские даже пятьсот тысяч собрать не смогли на двадцать рыл!
Духовитый главарь подумал, что его собираются оставить под предлогом недостачи остальных. А потому сразу же принялся качать права. Правда, Фуницыну, положившему палец на курок, прозвище, похоже, не понравилось.
В то же время бандиты, особенно детдомовские, напряглись. Они не знали, что произойдет, если не собрать достаточно денег. Но взять средства на выкуп попросту неоткуда. У большинства даже пистолетов нет, только ножи, которыми мелкие пакости устраивать. Грабить да угрожать. Если бы не духовитость и сплоченность, басоту даже всерьез не воспринимали бы.
Взгляды сошлись на великане, который казался задумчивым, но в действительности оценивал окружение.
— Ну, чего вы так смотрите?.. Мы ж — не звери. Мы ж — не нелюди. — Жестикулируя руками, он медленно поворачивался, заглядывая в глаза каждому, и анализируя готовность к неожиданному нападению. Продрогшие бандосы выглядели так себе: Руки опущены, плечи поникшие, переминаются с ноги на ноги от холода. Лучшего не пожелаешь. — Детдомовские свернули на кривую дорожку не от легкой жизни. Как и многие здесь… Но в отличие от многих, у них не было родителей, чтобы уберечь от неправильного выбора. Так что у сирот есть, своего рода, моральная фора. Согласны?
Раскидывая руки, словно заправский оратор, и этим пытаясь приучить окружающих к безопасности резких движений, Паша вызвал симпатии многих людей. Разве что главари, расставшиеся с кругленькими суммами, ядовито фыркали.
— Поступим по справедливости: Вместо того чтобы выборочно расстреливать детдомовских, как какие-то изверги, мы… убьем вас всех. Каждого. — Легкая улыбка на устах подошла бы приятной беседе, или поощрительной речи, но никак не тому, что сказал Павел. Потеплевшие от предыдущих заявлений сердца преступников окатило жидким азотом. — Может быть в загробной, или в следующей жизни, кто-нибудь из вас сможет наставить их на путь истины. Предупредит не прыгать в яму, где грызут друг друга настоящие хищники, а не оголодавшие, и отчаявшиеся травоядные, решившие попробовать немного сочного мяска.
Все смотрели на человека-шкафа широко распахнутыми глазами. Даже при том, что он без оружия, под мушками дюжины человек, слова юноши пробирали скребущимся ужасом до самых костей.