Теперь же Берия вновь предлагал вернуть им функции надзора за командованием.
– Подожди, Лаврентий, не все сразу, давай сначала решим вопрос с ГКО, – ответил Молотов, не хотевший смешивать вместе столь сложные вопросы.
ПРОЩЕННЫЙ ПРЕДАТЕЛЬ
А 1 июля 1941 года Берия вместе с Маленковым в здании ЦК проводили очную ставку Ванникова и Кагановича.
Как и предполагал Сталин, никого больше Политбюро для этого не смогло выделить – все были заняты. Берия и Маленков сидели у торца длинного стола, а перед ними напротив друг друга сидели арестованный Ванников и приехавший из Казани директор авиационного завода Михаил Каганович.
– Подследственный Ванников, – сухо начал Берия, – скажите в лицо Михаилу Моисеевичу Кагановичу то, что вы сообщили следствию.
Ванников, тупо глядя в стол, бесцветным голосом начал.
– Михаил Каганович был членом нашей троцкистской организации…
– Ты что, Боря, ты что говоришь?! – ужаснулся Каганович.
– Ты был членом нашей организации, – снова подтвердил свои слова Ванников.
Ванников цеплялся, как за соломинку, за указание уже казненного Троцкого оговаривать как можно больше окружающих, дескать, всех не посадят, особенно ввиду начала войны и острой потребности СССР в специалистах.
– Сволочь! – вскипел экспансивный Каганович. – Я же за тебя в 37-м ручался, ты же у меня на квартире от Ежова тогда прятался, как же ты можешь на меня клеветать?!
– Потому и прятал, – внешне спокойно отреагировал Ванников, продолжая смотреть в стол, – что был членом нашей организации.
Каганович вскочил и через стол схватил Ванникова за горло.
– В глаза мне смотри, гад, в глаза!!
Берия оттащил Кагановича от Ванникова и вытолкнул в дверь, за которой в коридоре стоял конвоир, доставивший Ванникова с Лубянки.
– Успокойтесь, Михаил Моисеевич, успокойтесь. Перекурите пока в коридоре, погуляйте, а мы сами с ним переговорим,- Берия похлопал Кагановича по плечу, стараясь вернуть его из состояния аффекта.
Каганович прислонился к стенке и как бы обмяк. Берия взглянул на него, не зная, как быть, но потом все же вернулся в комнату, закрыв за собой дверь. Каганович с расширенными глазами и, шатаясь, сначала побрел по коридору, но затем снова прислонился к стене. Потом резко сунул руку в задний брючный карман, немного помедлил, но все же вынул из кармана браунинг и передернул затвор. К нему бросился конвоир, но Каганович успел приставить ствол к груди и выстрелить.
Из комнаты выскочили Берия и Маленков, Берия закричал конвоиру: «Вызови врача немедленно!» – а сам опустился возле Кагановича, пытаясь уложить его поудобнее. Оставшийся без присмотра из комнаты боязливо появился Ванников.
Увидев, что произошло, он рухнул на колени и завыл.
– Товарищи, простите, я сволочь, я его оклеветал – он не виноват! …На заседании Политбюро 18 марта 1946 года возникла минутная пауза – все вспоминали те, еще не очень далекие, события страшного начального периода войны, а Лазарь Каганович вспомнил, как вернулся в Москву и хоронил на Новодевичьем кладбище своего любимого старшего брата, по примеру которого и он пошел в революцию…
– А только ли товарищ Берия виноват в том, что мы не успели обезвредить Павлова, Мерецкова, Рычагова и прочих предателей? – прервал паузу Сталин. – Разве это не тогдашний нарком обороны товарищ Ворошилов повышал этих предателей в званиях и должностях? Разве не мы, коммунисты, не смогли распознать в них предателей?
– Кроме того, – добавил Молотов, – в эти страшные дни товарищ Берия сохранял самообладание и действовал энергичнее, чем кто-либо из нас.
– То, что товарищ Берия энергичен и был энергичен, этого никто отрицать не станет, – вздохнул Каганович. – Но он же был и мягкотелым тогда, когда врагов надо было уничтожать беспощадно!
– О чем это вы, Лазарь Моисеевич, о какой мягкотелости? – спросил Хрущев.
– Он знает, о какой! – пробурчал Каганович.- Я думаю, что товарищ Каганович не может забыть, что мы простили часть предателей, – понял Сталин, что имел в виду Каганович, – скажем, того же Мерецкова, и, что товарищу Кагановичу особенно обидно, простили Ванникова и, действительно, простили по настоятельному ходатайству товарища Берии.
Мы понимаем ваши чувства, товарищ Каганович, но вашего брата уже было не вернуть, а Ванников реабилитировал себя добросовестным и даже самоотверженным трудом в годы войны, – после этих слов, не получив возражений, Сталин продолжил характеристику Берии. – Война только закончилась, и, думаю, в самом деле, нет резона вспоминать, как работал товарищ Берия в годы войны.
Мы произвели больше оружия, чем вся Европа произвела для немцев, и это заслуга товарища Берии. Да и то, что самолетов мы построили больше, тоже его заслуга. И то, что Кавказ отстояли – тоже товарищ Берия. И сегодня создание атомного оружия поручили ему потому, что лучшего организатора мы не видим.
Есть еще товарищи, которые против перевода товарища Берии из кандидатов в члены Политбюро?
– Я тоже «за», – сказал Каганович. – Просто некстати вспомнилось…
Глава 3
МОНБЛАН ПРОБЛЕМ. РАБОЧИЙ ДЕНЬ
В начале июня 1946 года Берия находился в Москве и работал в своем кабинете, принимая посетителей. В этот день настроение у него было начисто испорченным после прихода Павла Судоплатова – главы разведки Спецкомитета.
Судоплатов возглавлял отдел «С» Министерства государственной безопасности. Собственно МГБ в то время уже руководил В.Абакумов, но подчинялся отдел «С» непосредственно Берии, являясь одновременно 2-м бюро Спецкомитета.
Такое подчинение было вызвано исключительно особой секретностью направления работы 2-го бюро – Судоплатов организовывал получение из США подробных данных об американском атомном проекте, и его агенты, и получаемая от них информация были секретны даже для руководителей МГБ.
Из США и, частично, из Англии уже были получены подробные доклады, содержащие данные об эксплуатации первых атомных реакторов в этих странах, детальные эскизы конструкции и особенности производства урановой и плутониевой бомб, данные о конструкции системы фокусирующих взрывных линз и размерах критической массы урана и плутония для взрыва ядерного устройства. Благодаря разведке мы уже знали о принципе имплозии – сфокусированном взрыве вовнутрь, соединяющем уран или плутоний в критическую массу. Имели данные о плутонии-239, о детонаторном устройстве, времени и последовательности операций по производству и сборке бомбы, и о способе приведения в действие содержащегося в ней инициатора. Были получены данные о составе заводов по очистке и разделению изотопов урана, а также дневниковые записи о первом испытательном взрыве атомной бомбы в США в июле 1945 года.
Но об этом в СССР знали считанные люди, а из ученых эти данные получал непосредственно от разведчиков, и работал с ними только Курчатов. Он же, через сотрудников Судоплатова, давал задание советским агентам в США, какие данные и из каких американских лабораторий требуется получить. В результате, все остальные советские физикиядерщики удивлялись тому, с какой быстротой Курчатов находит решения самым сложным научным и техническим проблемам, возникавшим в ходе создания бомбы и атомной промышленности. Они не знали и не имели права знать, что хотя Курчатов и сам по себе был сильнейшим физиком, но все же большинство ответов на возникающие вопросы он запрашивал у агентов советской разведки в Америке.
Однако вместе с очередной порцией разведданных из США для Курчатова, Судоплатов принес Берии и коротенькое письмо без подписи для «советского руководителя », смысла которого сам Судоплатов не мог понять. Письмо сообщало: «Мы считаем, что к знакомству с первичной информацией, получаемой с нашей помощью, должны быть допущены некоторые лица из приведенного списка», и приводился список из восьми советских физиков-ядерщиков.