В ходе военного коммунизма государство оказалось вынужденным многие задачи брать на себя без учёта экономической целесообразности. Гражданская война, интервенция, отказ русской буржуазии от сотрудничества с советской властью привели к тому, что большая часть частной собственности в производственном секторе в 1921 г. была насильно национализирована.
Ленин резко возражал против всякого рода утверждений о готовых схемах и рецептах социализма, требовал творческого подхода к строительству нового общества с учётом специфики России. Хочу обратить внимание особенно на ленинские работы в т. т. Полного собрания его сочинений (т. 31, 34–37). В этих работах можно найти такие и сегодня весьма актуальные замечания и соображения:
– «дать характеристику социализму – мы не в состоянии…»[335];
– «как будет выглядеть построенный социализм – этого мы не знаем…»
– «ещё не созданы кирпичи, из которых сложится социализм», «надо быть как можно осторожнее и точнее»[336];
– «мы не претендовали на то, что мы знаем точную дорогу»[337];
– «сколько ещё этапов будет переходных к социализму, мы не знаем и знать не можем…»[338]
(см. Лю Шаоци: есть несколько социализмов – советский, китайский, шведский; Вальтер Ульбрихт: «социализм как относительно самостоятельная общественная формация»; Дэн Сяопин: «переходя реку, нащупать ногами камни и найти брод» – длительный переходный период к социализму).
Ленин выступал (см.: Апрельские тезисы) не за немедленное «введение» социализма, а за систематический постепенный переход Советов рабочих депутатов к контролю общественного производства и распределения продуктов.
Примечательно и отношение Ленина к трудовому крестьянству: «Всякий сознательный социалист говорит, что социализм нельзя навязывать крестьянам насильно и надо рассчитывать лишь на силу примера и на усвоение крестьянской массой житейской практики»[339].
Таким образом, Ленин к вопросам преобразования частной собственности подходил, учитывая положение Маркса: «Ни одна общественная формация не погибает раньше, чем разовьются все производительные силы, для которых она даёт достаточно простора, и новые более высокие производственные отношения никогда не появляются раньше чем созреют материальные условия их существования в недрах самого старого общества»[340].
Вспомним, какой длинный путь прошла Советская страна, пока Ю. В. Андропов на Пленуме ЦК КПСС и в других выступлениях призвал по-новому подойти к существующему в СССР общественному строю (мы не знаем точно, в каком обществе мы живём, длительный путь человека к чувству собственника, необходимые коррективы в экономической и национальной политики и т. д.)
Отход от коренных положений марксистско-ленинского учения, извращение научного социализма в значительной мере проявились в толковании и практическом решении проблем собственности, недооценки решающей роли экономики (экономические отношения, которые по Ленину сильнее, чем любая политическая воля), значения закона стоимости и роли насилия. Именно в этих вопросах особая ответственность лежит на Сталине. Он игнорировал роль закона стоимости, рынка, двойственный характер товара, отношений между абстрактной и конкретной работой, индивидуальной и общественной работой. С этим связаны серьёзные деформации и большие жертвы в ходе индустриализации и коллективизации.
Немецкий коммунист Вальтер Рюге, проведший 14 лет как «враг народа» вдали от Москвы в своей книге «Плывущие льдины у Енисея» (стр. 16) назвал главным преступлением Сталина следующее: «Для поколений, нынешних и будущих, он хладнокровно линчевал великое видение освобождения труда».
Последствия этих деформаций проявились в уравниловке, волюнтаризме, развитии теневой экономики. И всё это – в условиях, когда капитал оставался доминирующем в мировой экономике. Отчуждение трудящихся от собственности и производства, анонимность собственности, бюрократизация, перерождение в рядах партии и общества привели к деформации политической системы, к кризису в партии и общества. Случилось то, от чего предостерегал Энгельс в «Анти-Дюринге»[341], что «… никому не придёт в голову опошлять современный научный социализм и низводить его до специфически прусского социализма господина Дюринга».