И это системное качество в СССР было рождено преимущественно энергией Октябрьской революции, а не объективными предпосылками, и потому от рождения деформировано, что и стало объективной основой всех противоречий и трагедий СССР и Мировой социалистической системы.
Этот взгляд развивается в третьей (в нашей систематизации) позиции, которую автор будет отстаивать ниже. Кратко ее суть состоит в том, что Мировая социалистическая система возникла как мутация общемировой тенденции генезиса «царства свободы» (гипотеза мутантного социализма). Эта мутация стала продуктом прорыва в «слабом звене» тех мировых противоречий империализма, которые предельно обострились в результате Первой мировой войны в условиях, когда предпосылки снятия социального отчуждения вообще и противоречий капитализма, в частности, были минимальны, а необходимость их революционного снятия – предельно остра. Результатом этой «ловушки XX века» стала мутировавшая от рождения в основе своей некапиталистическая система, включавшая немало ростков «царства свободы» (прежде всего в таких постиндустриальных, потскапиталистических сферах как общедоступное образование, культура, здравоохранение, подлинная Культура, новые качества Человека, его ценностей, мотивации, образа жизни. Все эти ростки развивались, однако, в мутантном, бюрократически и капиталистически-деформированном виде, что и поставило в конечном виде проблему: либо революционное снятие мутаций, либо коллапс. Первое исторически не состоялось..
Авторская позиция ниже будет раскрыта и аргументирована подробнее, поэтому продолжим наши краткие характеристики основных взглядов на природу советской системы.
Еще более решительными критиками СССР стали сторонники четвертой (в нашем перечне) позиции – авторы, продолжающие и развивающие идеи Л. Д. Троцкого (к их числу следует отнести прежде всего работы Эрнеста Мандела). Суть этой точки зрения состоит в том, что СССР был по своему рождению рабочим государством с бюрократическими извращениями. Отдавая должное наличию ряда социальных завоеваний, используемых во благо трудящихся, эти авторы главный акцент делают на том, что экономическая и политическая власть в СССР принадлежала бюрократии. Она все более разрушала ростки социализма в СССР, имея тенденцию перерождения в особый правящий социальный слой. В перспективе его интересом, как справедливо показал еще в 1930-е годы Л. Троцкий, должен был стать и стал обмен власти и бюрократических привилегий на собственность и капитал и, соответственно, буржуазная контрреволюция в СССР.
Этот прогноз оказался вполне справедливым и автор этих строк, равно как и многие мои товарищи продолжили линию критики советской номенклатуры (термин Восленского) как одной из «движущих сил» разложения нашей страны. Однако автор в ряде пунктов не согласен с троцкистской постановкой проблемы. Прежде всего это касается исторически ограниченного взгляда на проблему СССР исключительно через призму проблем генезиса индустриального социализма, рассматривавшегося как первая фаза коммунизма. Кроме того, в работах принадлежащих к этой линии авторов, на мой взгляд, недооценены действительные ростки социального освобождения, а не только социальной справедливости как главное, что позволяет говорить о наличии социалистической составляющей в советской системе.
Пятая позиция объединяет широкий круг авторов, отрицающих наличие в СССР и других странах «социалистического лагеря» сколько-нибудь значимых социалистических слагаемых, но стоящих на левых позициях. Их основной тезис – в СССР не было социализма и потому теория и идеология не несет ответственности за преступления и трагедии этих практик – кажется им важнейшим аргументом в пользу социализма будущего (в постсоветской России этот тезис наиболее подробно развивается Г. Г. Водолазовым).