Современники и историки отмечают, что этот переворот стал неожиданным для Москвы. Г. М. Корниенко, являвшийся тогда первым заместителем министра иностранных дел СССР, позднее напишет: «Для Москвы этот переворот был полной неожиданностью — первое известие о нем появилось по линии английского агентства Рейтер, а уже потом постфактум пришло сообщение от посольства СССР в Кабуле. По линии наших спецслужб заблаговременной информации не поступало. Даже имена деятелей, пришедших к власти Н. М. Тараки, Б. Кармаля, X. Амина и других, ни о чем не говорили ни министру иностранных дел СССР А. А. Громыко, ни другим членам советского руководства и были известны лишь работникам Международного отдела ЦК КПСС и КГБ.
Позже Тараки в беседе со мной (Г. М. Корниенко — М. П.) откровенно говорил, что, хотя у них имелась возможность уведомить советских представителей в Кабуле о готовящемся перевороте, они сознательно не стали делать этого…»[240].
Афганская «революция» оказалась неожиданной как для советского посла А. М. Пузанова, аккредитованного в Кабуле с 1972 года, так и для зарубежных дипломатов в афганской столице, — пишет норвежский историк Вестадт[241]. Подобная оценка этого события содержится и у других зарубежных авторов. В частности, американские публицисты Оливер Стоун и Питер Кузник отмечают: «Советский Союз, имевший дружественные отношения с прежним правительством, хотя оно и проводило репрессии против афганских коммунистов, не стремился к перевороту»[242].
Историк — востоковед, академик РАН А. М. Васильев убежден в том, что «за переворотом не стоял Советский Союз. Это обвинение в адрес СССР не раздавалось из серьезных источников на Западе даже в разгар антисоветской пропагандистской кампании»[243].
Приход к власти НДПА во главе с Тараки стал поворотным событием в отношениях между двумя государствами. Советский Союз первым в мире признал новое афганское правительство. А. М. Пузанов уведомил об этом Тараки уже через два дня после прихода к власти 29 апреля, а 3 мая 1978 года высшие советские руководители Л. И. Брежнев и А. Н. Косыгин направили в его адрес официальное поздравление, в котором выразили «надежду на дальнейшее плодотворное сотрудничество»[244].
Известие о приходе к власти НДПА в Советском Союзе было воспринято оптимистично, так как на эту партию идеологи КПСС смотрели как на идейно близкую, «…людям, подобным Суслову, Пономареву, Афганистан виделся „второй Монголией“ перепрыгивающей из феодализма в социализм»[245]. Таким выводам способствовала откровенная позиция самих афганских руководителей. Уже на первой встрече с Пузановым, Тараки сделал далеко идущие политические заявления: «Афганистан, следуя марксизму-ленинизму, пойдет по пути строительства социализма и будет принадлежать к социалистическому лагерю»[246].
Подобным пафосом было пронизано и совещание в ЦК КПСС, проходившее в середине мая 1978 года. Дух совещания передает его участник Г. М. Корниенко. На его вопрос: «Неужели можно считать Афганистан созревшим для социализма»? — заместитель заведующего Международным отделом ЦК КПСС Р. А. Ульяновский ответил: «Сейчас в мире нет такой страны, которая не созрела бы для социализма»[247].
Стремление видеть ДРА в перспективе страной социалистической ориентации, во многом предопределило содержание политики СССР в отношении этой страны в последующий период. В концентрированном виде данный подход получил закрепление на июньском (1980 г.) пленуме ЦК КПСС, на котором были рассмотрены вопросы международного положения и внешней политики Советского Союза. В докладе А. А. Громыко, в частности, отмечалось: «В лагерь социализма были включены Вьетнам, Лаос, Кампучия. С социалистическим путем развития связывают свое будущее Ангола, Эфиопия, Южный Йемен, Афганистан, Никарагуа…»[248]. Отдельно затронув вопрос об Афганистане, Громыко заметил: «Дело находится на верном пути. К прежнему Афганистану возврата нет»[249].
Новый режим в Афганистане нуждался в серьезной помощи. В лице СССР Тараки и его сторонники видели главную внешнеполитическую, экономическую и военную опору, понимая, что без северного соседа долго находиться у власти им не удастся. В свою очередь, в СССР теперь стремились превратить эту страну не только в надежного и подконтрольного союзника, но и способствовать НДПА в строительстве нового афганского общества.
О важности «афганского направления» в политике Москвы говорит и факт создания в марте 1979 года особой Комиссии Политбюро ЦК КПСС по Афганистану во главе с А. А. Громыко. В Комиссию были включены такие влиятельные члены Политбюро как Ю. В. Андропов, М. А. Суслов, Д. Ф. Устинов, а также кандидат в члены Политбюро, секретарь ЦК КПСС, заведующий Международным отделом ЦК КПСС Б. Н. Пономарев и заместитель председателя Совета Министров СССР И. В. Архипов[250]. О роли и значении Комиссии говорит то, что фактически она готовила важнейшие решения по Афганистану, которые затем принимались на Политбюро[251].
240
241
242
243
245
246
248
Выступление А. А. Громыко на пленуме ЦК КПСС. 23 июня 1980 года