Чрезвычайно опасным для партии являлось то, что стали ухудшаться отношения между двумя лидерами: Генеральным секретарем ЦК НДПА Н. М. Тараки и X. Амином, занимавшим посты главы правительства ДРА (с марта 1979 г.) и заместителя Тараки по партии.
В стране помимо этого усилилась межэтническая борьба. Противоречия между пуштунами, таджиками, узбеками, туркменами и другими народностями ранее решались на основе традиций, сложившихся между ними. Теперь в их отношения вмешивалась власть, которая стала проводить политику преодоления культурных различий между ними.
Пуштуны, составлявшие большинство в афганском населении, получили серьезные привилегии: их язык стал насаждаться почти как государственный.
Социальная база нового режима стала стремительно сужаться. После года пребывания у власти, НДПА имела сторонников уже в несколько раз меньше, чем прежде. Новый режим привел страну своими радикально-экстремистскими реформами, мало или почти не соответствующими национально-историческим традициям афганского общества, к гражданской войне.
В упомянутом документе «О нашей дальнейшей линии в связи с положением в Афганистане» подчеркивалось: «Советское руководство неоднократно давало руководителям ДРА, в том числе и на самом высоком уровне, соответствующие рекомендации и советы, обращало внимание на их ошибки и перегибы. Однако афганские руководители, проявляя недостаточную политическую гибкость и отсутствие опыта, далеко не всегда и не во всем учитывали эти советы»[257].
Вместе с тем некоторую ответственность за сложившуюся ситуацию, несомненно, несут военные, политические и хозяйственные советники из СССР, которые оказывали влияние на формирование внутренней политики Афганистана. Их численность постоянно увеличивалась. Они помогали создавать армию, спецслужбы, милицию, реализовывать хозяйственные и социальные проекты, строить школы, больницы и т. д. Посол Советского Союза в ДРА в 1988 году Н. Г. Егорычев в этой связи пишет: «…они несли в Афганистан наш советский опыт, который сегодня и у нас подвергается серьезной критике. Мы должны взять на себя известную долю вины за упущения, недостатки и ошибки, допущенные в Афганистане после апрельской революции»[258].
Многие из них впервые столкнулись с чуждым для нас строем, мышлением, традициями и устоями, поэтому часто допускали элементарные просчеты. Проявлялось стремление подталкивать афганцев к тому, чтобы копировать и настойчиво внедрять опыт КПСС[259]. Позже от этих советов отошли, но заставить НДПА (халькистов) прекратить экстремистские реформы не смогли. Парадокс заключался в том, что режим Тараки и Амина уже тогда во многом держался только благодаря экономической и военной помощи СССР, но поставить его под полный контроль советскому руководству все равно не удалось.
Следствием мало продуманных реформ стало формирование оппозиционных сил и быстрый их численный рост. Даже в армии, среди офицеров, являвшихся опорой режима Тараки, увеличилось число недовольных. 15 марта 1979 года в городе Герате подняла антиправительственный мятеж 17 дивизия афганской армии. В ходе мятежа и его подавления погибли тысячи военных и гражданских лиц. Мятежниками были убиты несколько советских военных советников и членов их семей.
Тараки и его сторонникам стало совершено ясно, что без советского военного вмешательства они будут свергнуты. С этого времени просьбы афганского руководства о вмешательстве СССР во внутриполитический конфликт имели регулярный характер. Просьбы шли, как свидетельствуют документы, через советского посла А. М. Пузанова, представителя КГБ СССР в Афганистане генерал — лейтенанта Б. С. Иванова, главного военного советника генерал — лейтенанта Л. Н. Горелова и др. 14 марта 1979 года Горелов был приглашен к Амину, который по поручению Тараки высказал просьбу о направлении в Кабул 15–20 боевых вертолетов с боеприпасами и советскими экипажами[260]. Посол А. М. Пузанов и генерал Б. С. Иванов в своем донесении в Москву считали целесообразным рассмотреть вопрос о посылке воинских частей для охраны военного аэродрома в Баграме и в Кабуле[261]. Затем 18 марта по телефону уже лично Тараки обратился с просьбой о присылке советских войск к А. Н. Косыгину.
Мятеж в Герате стал тревожным сигналом и для Москвы. Советское руководство увидело насколько сложным и шатким является положение дружественного ему кабульского режима. События в Герате стали причиной срочного созыва Политбюро ЦК КПСС, заседавшего в течение трех дней — 17–19 марта 1979 года. Открывший заседание Политбюро 17 марта А. П. Кириленко сказал: «Леонид Ильич поручил начать Политбюро сегодня в неурочный час… Дело не терпит отлагательств»[262]. (Политбюро заседало в субботу и воскресенье — М. П.). На данном заседании внимательно обсуждали вопросы, связанные с положением в Афганистане, формами военной и иной помощи ему. На первых двух заседаниях 17 и 18 марта Брежнев из-за плохого самочувствия участия не принимал. Первое заседание, очевидно, прошло под впечатлением гератского мятежа. Громыко убежденно говорил: «…мы не при каких обстоятельствах не можем потерять Афганистан. И если Афганистан сейчас потеряем, он отойдет от Советского Союза, то это нанесет сильный удар по нашей политике»[263]. По вопросу о вводе войск против не только никто не выступил, наоборот, эта идея была поддержана всеми. «Нам нужно сформировать свои воинские части, разработать положение о них и послать по особой команде», утверждал Косыгин[264]. «У нас разработано два варианта относительно военной акции», — заявил Устинов[265]. Кириленко, который вел заседание Политбюро, сделал вывод: «…Пятое. Мы должны согласиться с предложением Устинова относительно помощи афганской армии в преодолении трудностей, с которыми она встретилась, силами наших воинских подразделений»[266].
258
259
262
Об обострении обстановки в Демократической Республике Афганистан и наших возможных мерах. Стенографическая запись заседания Политбюро ЦК КПСС 17–19 марта 1979 года // РГАНИ. Ф. 89. Оп. 25.Д.1.Л. 1.