Игорь не знал, одного ли его так колбасит или это проблема всех мужиков. Подозревал, что всех, – может, и не каждого половым вопросом, а ликеро-водочным или еще каким. А существование за шахтой, совсем за нею, через неделю и через месяц, не представлял толком никто, чем бы ни был озабочен. Во всяком случае, ни Петрович, ни остальные представители второй бригады – с первой и третьей, как и с ремонтниками, Игорь общался меньше – так и не рассказали самому молодому работнику «Восточной», как жить шахтеру, который вернулся на Землю навсегда и успел утолить голод и томление всех своих органов.
Может, не верили, что навсегда. Валерка помнит: и в прошлом году обещали, что последний сезон, и в позапрошлом. Действительно ведь «Восточная» истощена, последние крохи добираем. А все равно вербуют – и ни штат, ни зарплату не урезают. Так что, может, и следующий год удастся протянуть.
А может, взрослые опытные мужики и сами не знали еще, как быть. Народ был разный: и потомственные углерубы с Кузбасса, Донбасса да с казахских копей каких-то, и пара ребят с меткомбинатов, а большей частью – случайные люди вроде Игоря. Валерка говорит, сперва вообще вписался, чтобы пить бросить. Сам не верил. А бросил, и на Земле не пил, и потом еще дважды вписывался. И дальше вписываться готов. Маньяк.
В других способность не смотреть дальше носа Игоря умиляла, в себе – раздражала. Так и ходил раздраженный. Потому что не мог представить, что будет после. Вот приедет в Средневаховск, получит карточку с дикими деньгами, отбуцает программу-минимум. А после-то что? Уговаривать начальство не консервировать «Восточную» – перед лицом своих товарищей торжественно обещаем добыть полторы тонны сверх плана? Или в Монголию вербоваться, там тоже платят вполне, а климат похожий, Игорь к нему вроде привык? Или уехать в Сочи и оттуда медленным дилижансом тронуться на северо-восток, выбирая, где лучше жить, – и там, где лучше, пустить корни? Но пока выберешь, деньги кончатся. И на запуск корней ни лопатки, ни водички не останется.
Не в Челябинск же, в самом деле, ехать, искать Юльку и бить морду всем осчастливленным ею шнуркам. И тем более не в родной Миасс. Работы там вообще нет, а найдешь – все равно сразу сократят, и сиди с пацанами у подъезда в позе какающего воробья, семечки лузгай да морды бей. Насиделся, набился, насокращался. Хватит.
Мысли ворочались в голове медленно и привычно, как трамвай по поворотному кольцу в конце маршрута. Ничем, кроме размышлений, заполнить пять минут в клети и пятнадцать в вездеходе не удавалось. Переорать канаты и дизель только Джельсомино из детского кино и сумел бы, наверное. Да и желания не было ни у Игоря, ни у кого из второй бригады. С утра сонная вялость рот подшивала, сейчас – измождение. Игорю казалось, что, если он завяжет беседу с Петровичем или иным соседом, уставившимся на свои руки, на третьем слоге челюсти не смогут сомкнуться. И будет он как имбецил тянуть э-э-э да ы-ы-ы. Способность разговаривать возвращалась после ужина и чая, да и то не сразу, а через полчасика. Впрочем, ничего нового Игорь из этих разговоров узнать не рассчитывал.
Расчеты пришлось изменить.
Вездеход, как всегда, остановился у столовой. Не у здоровенной кирпичной дуры на сто шестьдесят посадочных мест, с полозьями для подносов, кухонными котлами, автоматизированной посудомойкой и местом для обработки яйца, конечно. Ту дуру вроде толком и не использовали: как только достроили, «Восточную» пришлось законсервировать, сначала на сезон, потом еще на три. Концерн «Центрсибирьдобыча» обанкротился – видимо, от пристрастия к возведению в лесотундре капитальных сооружений, уместных в этих широтах не больше, чем египетская пирамида или аквапарк. Ёлы-палы, в столовой даже место для кассового аппарата было. Интересно, чем шахтеры после смены должны были расплачиваться? Частными векселями, не иначе.
Новые хозяева «Восточной» хотели приспособить столовую под жилье вместо деревянных бараков. Но, изучив поселок внимательнее, отступились. Протопить такой термитник было нереально, использовать в каком-то ином качестве – тоже. Кабы на шахте, как прежде, работало двести-триста человек, можно было бы в столовой профсоюзные собрания проводить или там военно-патриотические игры. Но персонал расконсервированной шахты не превышал шестидесяти человек. В этом сезоне вообще сорок семь было.